 Музыкальная критикаПесня о встречном"Год памяти Баха", который проводят посольство Германии и Гете-институт, продолжился любопытным концертом в Рахманиновском зале консерватории -- прелюдии и фуги Баха прозвучали вперемешку с прелюдиями и фугами Шостаковича, написанными в свое время как оммаж баховскому "Хорошо темперированному клавиру".Известия / Четверг 14 сентября 2000 Двух классиков, творивших на расстоянии двух веков друг от друга, догадался перемешать доселе неизвестный в России немецкий композитор и музыкальный деятель Вальтер Томас Хайн. Обработки и аранжировки, когда знакомая музыка предстает в новом звуковом облике, -- жанр, процветавший издавна. В конце XX века, когда само понятие авторства стало объектом художественных экспериментов, он процвел особенно. Название проекта Хайна лучше всего звучит по-английски: "Bach meets Schostakovitsch meets Bach" ("Бах встречает Шостаковича, встретившего Баха"). Сознательная путаница времен сотворена Хайном в последовательном постмодернистском духе -- его проект, на первый взгляд антиисторичный, всего лишь дружелюбно оппонирует общепринятому ныне аутентизму, согласно которому Баха нужно играть на клавесине, а Шостаковича -- на пианино "Заря".
Когда Шостакович написал в 1950 году свои Двадцать четыре прелюдии и фуги, выдвинув встречный план "Хорошо темперированному клавиру" Баха, он одновременно отвешивал поклон великому мастеру (о чем охотно говорил) и бросал ему вызов (о чем скромно умалчивал). Теперь Бах, опираясь на руку Вальтера Томаса Хайна, встал из могилы и пришел к Шостаковичу, -- но не как грозный Командор, а как безропотный коллега по Союзу композиторов всех времен и народов. Для Хайна, который вырос на родине Баха (то есть в ГДР), никакого противоречия между Бахом и Шостаковичем не нашлось -- или он коварно пытался убедить в этом слушателя. Хайн обрядил прелюдии и фуги обоих классиков в звучание струнного квартета: во времена Баха такой состав в ходу еще не был, зато Шостакович написал для него тома партитур. В результате Бах зазвучал слегка по-шостаковичевски: Хайн аранжировал его весьма искусно, использовав и пиццикато, и засурдиненный звук, а Квартет им. Рахманинова подчеркнул это свойство экспрессивной и нервной манерой исполнения. Шостаковичевские прелюдии и фуги, чередуясь с баховскими, блестяще выдержали испытание сравнением. Финальную пьесу Хайн подписал своим именем: она представляет собой паштет из до-мажорных пьес обоих авторов, а завершается гротескно изложенной цитатой из "Аве Марии" Баха--Гуно. Здесь конструктивный диалог гениев ставится под сомнение: Хайн издевается над Гуно, позволившим себе приписать к Баху собственные ноты, а в его лице -- над всеми обработчиками, пользовавшими Баха на потеху толпе. И не щадит при этом Шостаковича, несомненно воспринявшего не только Баха как Баха, но и Баха--Гуно.
Не вполне очевидной частью хайновского плана остались прелюдии и фуги, которые он не переложил для квартета, а оставил в фортепианном оригинале. Возможно, хороший пианист пролил бы свет на эту загадку, но игра Алексея Сканави выглядела грубовато-самоуверенным чтением с листа. Этого не скажешь о Квартете имени Рахманинова (он же квартет Сочинской филармонии), который во главе с новым лидером -- умной и волевой скрипачкой Екатериной Фомицкой -- справился с большинством виртуозных, звуковых и ансамблевых задач.
|