Тексты | Авторы | Издания | Спектакли | Ассоциация |

Русский Телеграф / Суббота 05 сентября 1998

Юбилей -- завтра, 6 сентября. Чествования уже начались -- во время летних гастролей во Франции, куда Светланов все-таки вывез свой героически чахнущий Московский госоркестр. По словам очевидцев, оркестр играл прекрасно, успех был огромным -- как всегда. Евгений Федорович получил от французского правительства орден Почетного легиона -- соответствующий офицерскому чину. В принципе подобные ордена французы выдали уже не одному нашему соотечественнику. Но в случае со Светлановым не остается сомнений -- это то, что подходит герою. В октябре юбиляр появится в Москве, уже после того как пройдет парадом по Парижу, Гааге и Стокгольму, командуя лучшими тамошними оркестрами. В Большом театре состоится чествование уже в нашем стиле: там Светланову, можно не сомневаться, дадут орден "За заслуги перед Отечеством" II степени. И опять же не нужно будет кривиться: боевые и трудовые награды всех стран находят подходящую грудь. Светланов -- тот артист, чей артистизм никак не страдает от соседства с официозом, государственными ритуалами и парадной обстановкой.

Наши дни нуждаются в великих командирах и не находят их. Великий музыкальный командир советской эпохи теперь несет свою службу в других странах мира. В Москву, к родному крепостному оркестру, наведывается изредка -- в этом сезоне даст, помимо юбилейного, еще четыре концерта. Когда приезжает, наводит железный порядок за несколько репетиций: нищая оставленная вотчина поднимается духом и идет в последний бой, собирая в кулак всю былую норовь. В последние годы над своей властью музыкальный командир признает только одну власть -- обязательность успеха. Если случается провал, Светланов запирается в комнате -- в эти дни страшнее на свете человека нет. Затем, оставив москвичей разбираться в своих восторгах или разочарованиях, отправляется в мир служить по найму.

Наемник -- человек свободного выбора. Наверное, только недавно мы стали понимать, в чем всегда заключался секрет его командирского дара. В том, что Светланов был (и остается) законченным, запредельным индивидуалистом. Его музыкальное государство, отлившееся навечно в дисках, киносъемках, незабываемых слушательских воспоминаниях, -- не что иное, как его личный миропорядок, явленный нам во всей его замкнутости и чистоте. То, что выглядит грандиозным проектом национального значения -- например "Антология русской музыки", -- только лишь собственными руками выстроенный дом. Возможно, Светланов и не стал бы тратить на этот труд десятилетия жизни, если бы мог предположить, что кто-то справится с ним лучше него, -- и был абсолютно прав. Точно так же полный цикл симфоний Густава Малера (до него в России никто этого не делал) -- всего только воплощение давней грезы: покончив с домом, приняться за дивную, в мелочах продуманную оранжерею. Теперь у него есть любимые шведские композиторы, которых он с удовольствием насаждает самим шведам.

Наверное, потому и принят Светланов в мире, что, перестав был музыкальным фасадом Советской России, он ничего не потерял. Свои войска он способен найти и выстроить в любом месте земного шара. Какие, чьи войска -- не имеет особого значения.

Не знаю, впрочем, случается ли жителям Гааги или Стокгольма видеть такую картину: маэстро выходит после концерта на улицу в несусветной лыжной куртке и лыжной шапке -- в таком виде он добирается до машины. Нам, москвичам, это видеть случается -- но мы, кстати, не особенно смеемся. К Светланову люди относятся только серьезно -- будь то поклонение или обида. Единственный повод для анекдотов доходит с Запада: Евгений Федорович умудряется работать там, не зная ни одного иностранного языка. Возможно, и к лучшему: он никогда не станет ни светским, ни общественным, ни политическим командиром -- зато каким музыкальным!