Тексты | Авторы | Издания | Спектакли | Ассоциация |

Ведомости / Четверг 21 августа 2003

        В течение тридцати лет Гарольд Шонберг был музыкальным критиком "Нью-Йорк Таймс". Круг его тем был весьма широк, а по совместительству он был еще и спортивным комментатором. Однако в памяти музыкантов Гарольд Шонберг остался прежде всего как знаток фортепианного искусства. Книгу "Великие пианисты" он выпустил в 1963 г. , когда на сцену вышло поколение, создавшее пианизм современного типа - поколение Глена Гульда и Святослава Рихтера. Им в книге Шонберга уделено всего по нескольку строк - его труд заканчивается портретами титанов завершающейся эпохи: в то время еще выступали Владимир Горовиц и Артур Рубинштейн, последние великие романтики рояля.

        Книга Гарольда Шонберга охватывает историю фортепианного искусства от конца XVIII в. до современных ему лет. Эта история делится на три эпохи, которые можно условно назвать эпохами Моцарта, Листа и Рахманинова. Каждый из них остался в веках как композитор, но в свое время определял и ключевые тенденции в пианизме - соответственно классицизм, романтизм и ранний модернизм. Вместе с тем одновременно с каждым из них действовали другие великие пианисты. Некоторые из них, как Бетховен и Шопен, также были великими композиторами. А были и те, чья композиторская деятельность ныне почти забыта, но при жизни они на равных соперничали с бессмертными классиками.

        Исследуя эпоху, когда фортепиано только-только стало вытеснять клавесин, Шонберг уделяет немало занимательных страниц соперничеству Моцарта с Муцио Клементи и приходит к выводу, что у истоков культуры виртуозности стоял именно второй. Повествуя о Бетховене, не забывает о Крамере, Дюссеке, Гуммеле. Рядом с Листом выводит Тальберга и Алькана. Размышляя о Листе как педагоге, рисует портрет и другого великого педагога - Теодора Лешетицкого. В равной степени восхищается Рахманиновым и Иосифом Гофманом.

        Через книгу Шонберга проходит история развития пианистической техники, но главное - история культур и стилей. Сегодняшнему любителю музыки должны быть особо интересны описания далеких эпох, свидетельства о которых не сохранила звукозапись. Тогда в числе непременных умений пианиста была импровизация, тогда пианист еще не отделился от композитора, а если он исполнял чужую музыку, то правилом считалось весьма вольное, индивидуально творческое обращение с нотным текстом, бытовала практика расцвечивания и вариаций. По мысли Шонберга, стиль мастеров XIX столетия был наполнен таким исполнительским своеволием, что мы сочли бы его стопроцентно безвкусным и неприемлемым. Получается, что эстетические представления к середине XX в. изменились чуть ли не полностью и теперь музыка прошлого звучит совершенно иначе, чем в свое время. Подтверждение своим мыслям Шонберг находит в ранних граммофонных записях корифеев прошлого, еще сохранивших старый виртуозный стиль.

        Шонберг стремится быть дотошным и целые главы заполняет краткими характеристиками знаменитых пианистов - эти главы в книге не лучшие, поскольку набор эпитетов пусть и велик, но их не хватает для индивидуальной характеристики каждого ныне забытого артиста. Зато хороши подробные портреты таких неоднозначных художников, как Фильд, Клара Шуман, Таузиг, Пахман, Бузони, американский виртуоз XIX в. Готчок.

        Шонберг описывает и то, как менялись потребности публики: сначала, когда мода создавалась при дворах, она ждала изысканного разнообразия, потом, в эпоху Листа, превратилась в восторженную толпу обожателей, а затем, когда уже появились пластинки, стала требовать любимых произведений, по-нынешнему - хитов. Весьма характерен рассказ о том, как от Рахманинова всюду ждали только знаменитую Прелюдию до-диез минор, и - представьте себе - ему иногда удавалось ее не исполнять.

        Книга Шонберга появилась в середине 60-х, когда в пианизме возобладала серьезная тенденция, идущая от Клары Шуман и утвержденная в XX в. Артуром Шнабелем. Уважение к тексту композитора, тщательное изучение его замысла возобладало над эстрадными вольностями. Но вместе с тем стала теряться и живая традиция - ноты превратились в догму. Как раз в это время началось движение аутентичного исполнительства, пересевшего с современного рояля за клавесин и ранние модели фортепиано, стремившегося добавить к нотам правила, вычитанные в архивных трактатах.

        Сегодня, когда книга Шонберга выходит на русском языке, мы живем уже в другое время. Пианистический мейнстрим полон утомительных рыночных стандартов, и аутентизм стал одним из них. Требуется новое дыхание, и оно может донестись как раз из своевольного, виртуозного, романтически безответственного XIX в. Разумеется, мы уже не сможем естественно войти в образ чувств виртуоза рубежа веков Леопольда Годовского, для которого (цитирую Шонберга) "фортепиано - это начало и конец всего, не столько музыкальный инструмент, сколько образ жизни, и смысл - не в музыке ради музыки, а в музыке ради фортепиано". И все-таки сегодня, когда, к примеру, Марк-Андре Амлен играет Алькана или Борис Березовский - Шопена, мы чувствуем, что фортепиано уже просится в иной мир, за пределы высокой герметики Рихтера или Гульда. Может быть, нам придется пережить реставрацию виртуозного романтизма, услышать импровизаторов и украшателей? Тогда именно герои книги Гарольда Шонберга смогут стать вдохновляющим примером.

        Гарольд Шонберг. Великие пианисты. Москва, "Аграф", 2003