 Музыкальная критикаЗаздравнаяИгорь Моисеев отметил 100-летие на рабочем постуВедомости / Понедельник 23 января 2006 С высоты правительственной ложи Кремлевского дворца юбиляр инспектировал свою империю: большая часть трехчасового концерта была отдана Ансамблю народного танца, который в России лучше знают под названием Ансамбля Моисеева, за рубежом — как Moisseyev Ballet. Праздничный вечер продемонстрировал, что он функционирует бесперебойно. А танцам, созданным несколько десятилетий назад, публика аплодировала как хитам сегодняшних дней.Нынешний юбилей Игоря Моисеева, казалось, было решено отметить тихо и по-домашнему: вместо яркой рекламы, завлекательных анонсов и обещаний невиданных залетных звезд — только скромные афиши по городу с лаконичной фразой «Игорю Моисееву 100 лет». Тем не менее ее воздействие оказалось волшебным: это событие стало исключительным не только для юбиляра, но и для всех, кому удалось проникнуть в Кремлевский дворец, — не исключено, что в жизни только раз бывает шанс стать свидетелем векового юбилея живого классика. Трудно поверить, что этот человек, под «Заздравную» поднимавший бокал шампанского и вполне бодро благодаривший зал, — одногодок Даниила Хармса и Дмитрия Шостаковича. И 6000 зрителей, поднявшихся при появлении в ложе хореографа, на протяжении вечера еще неоднократно разом вскакивали с мест, чтобы устроить Игорю Моисееву овацию. В пантеоне русской культуры ему, безусловно, давно уже зарезервировано место рядом с ровесниками. На долю прославленного хореографа, искусство которого весь мир воспринимал как оживший агитационный плакат, выпала судьба не менее сложная, чем всему его поколению. Воспитанный как правоверный танцовщик-академист в стенах Большого театра, в середине 1920-х Моисеев стал одним из соратников балетмейстера-авангардиста Касьяна Голейзовского. Создав один из самых удачных экспериментов в области хореографической абстракции — балет «Футболист», он оказался востребованным постановщиком парадов на Красной площади. В расцвете карьеры расставшись с Большим театром — символом профессионального успеха, Моисеев из самодеятельных артистов сколотил ансамбль для пропаганды народного танцевального творчества и вытащил козырную карту своей жизни. С высоты нового тысячелетия жизнь Моисеева в искусстве видится как успех и ничего кроме успеха. При этом политические катаклизмы, кажется, просто не задевали его — сменявшиеся правители и государственные формации только увеличивали число наград (в день 100-летия их список пополнился орденом «За заслуги перед Отечеством» I степени). Казалось, всему, за что он брался, покровительствовали боги. На самом деле он просто всегда умел соответствовать ситуации и времени, а главное в жизни для Моисеева происходило не в Кремле и не в Министерстве культуры, а в репетиционных залах. В то время, когда другие бились не на жизнь, а на смерть, перелицовывая танец то под драмбалет, то под хореосимфонизм, он нашел идеальную форму для своих балетмейстерских фантазий. Лишь бесконечно далекие от искусства политики могли поверить, что брызжущие неистощимой хореографической фантазией «Арагонская хота», «Сиртаки», «Тарантелла» или хоровод «Лето» — слегка театрализованный фольклор: Моисеев использовал известные формы национальных танцев для выражения собственных постановочных идей. Величавые, огненные, игривые, томные, они представляют его как одного из величайших хореографов ХХ в. На юбилейном вечере эти танцы перемежались с постановками-приветствиями Мориса Бежара и Ролана Пети, чьи опусы выглядели поблекшими и устаревшими на фоне сочных, не потерявших блеска моисеевских композиций. Лишь легендарная скоростная кода из «Симфонии до мажор» Джорджа Баланчина (она стала поздравлением от alma mater — Большого театра) поддержала их драйв, которому сдавались и финны в 1945 г., и американцы в 1958-м. Поэтому, несмотря на почтение к возрасту юбиляра, к концу вечера зал Кремлевского дворца больше напоминал стадион во время финала футбольного чемпионата мира, чем чинный храм искусств. И казалось, Моисеев был этим доволен. |