 Музыкальная критикаЛихой "Шотландский перепляс" показали на Чеховском фестивалеШотландский балет завершил гастроли ранним спектаклем Мэтью Боурна Ведомости / Вторник 17 июня 2014 Труппа из Глазго, о существовании которой месяц назад в Москве мало кто знал, оказалась представлена в таком разнообразии стилей, которому позавидовали бы любые театральные тяжеловесы. Она стартовала «Лунным Пьеро» Глена Тэтли, раритетом 1962 г., запечатлевшим первые сближения балета и танца-модерн, представила «Силуэт» Кристофера Хэмпсона, своего нынешнего арт-директора и правоверного последователя Баланчина и британских классиков, показала вечер молодых хореографов. Но, без сомнения, визит затевался ради «Шотландского перепляса», старого и полузабытого опуса Мэтью Боурна. Культовый хореограф лондонского Вест-энда, создавший там балетный аналог Бродвея, поставил этот спектакль еще до своего легендарного «Лебединого озера» — и блестящая, остроумная осовремененная «Сильфида» оказалась сметена триумфальным шествием лебедей в мужском обличье. Еще до начала спектакля, когда зрители только рассаживаются, на сцене уже четко различается легкая декорация, две панели которой разрисованы под общественный туалет в баре с красующимся граффити «Джеймс + Эффи = Любовь». И после боурновских «Золушки», «Дориана Грея», «Щелкунчика» и «Спящей красавицы», где классические сюжеты были захватывающе переложены на современные реалии, пришлось утомленно вздохнуть: с этим «Переплясом» все сразу стало понятно. Тем более что история молодого человека, который в день свадьбы, забыв о невесте, погнался за призраком, перекладывается на сегодняшние реалии легче любых «Спящей красавицы» с «Лебединым озером». Боурн действительно не стал искать сложных ходов. Его начесанный под Элвиса Джеймс в парадном килте, организовавший отходную вечеринку перед свадьбой, под увертюру Левеншелля из «Сильфиды» вваливается в туалет, чтобы принять дозу в перерыве между рок-н-роллами с друзьями и подружками. А уже дома, в квартирке-малометражке, аналоге бедной крестьянской хижины классического Джеймса, падает в кресло у камина (привет старинным гравюрам Шалона, запечатлевшим Марию Тальони и ее Джеймсов). В этом состоянии нет ничего более естественного, чем увидеть за креслом девушку-гота. В перелицовке старинных сюжетов Боурн не имеет себе равных. Мало кто из современных хореографов отважился бы превратить старуху-колдунью Мэдж в девицу легкого поведения, а потом позволить Джеймсу просто вывалиться за Сильфидой в окно многоэтажки, чтобы гоняться за призраком по старой помойке. И все же главная прелесть Боурна в том, что старому сюжету он придает новую энергию не только эпатирующими поворотами истории. Хореограф придумывает героям новый язык. Но и брутальный красавчик Джеймс, и преданная тихоня Эффи, и ее завистливый ухажер Гурн, в финале в пижаме подающий ей чашечку горячего чая, сохраняют рудименты своих классических образов. И хотя Сильфида не ждет пробуждения Джеймса в луче света, но траектория ее порханий цитирует полеты тальониевской героини, Джеймс сохраняет крестьянскую мощь в модифицированных assembles, а все гости отчебучивают огненную пляску, в которой цитаты из Riverdance прекрасно сплетены со старинным свадебным рилом. Поэтому ожидаемая скука не успевает заглянуть в шотландский мир, а окно оставляет для того, чтобы в нем, как некогда требовал Филиппо Тальони, появлялась только Сильфида. |