 Музыкальная критикаИспытание демократиейПетербургский театр Post показывает в Москве восьмичасовой спектакль «Стреляй/Хватай сокровище/Беги» в постановке главного революционера российского театра Дмитрия Волкострелова Ведомости / Пятница 24 августа 2012 Просмотр цикла Shoot/Get Treasure/Repeat длится полный рабочий день по Трудовому кодексу, но переносим самым неусидчивым зрителем: альманах – форма, которая усваивается легко. Именно этого добивался чуть ли не главный деятель британского new writing Марк Равенхилл, затевая эпический цикл из мелких пьесок, тяжелый разговор, разбитый на анекдоты, – для поколения, которое, по его словам, «хочет мега и микро, двойной гамбургер и суши одновременно». Текст тематически тяжел, но формально более чем доступен: это болтовня обычных людей с дежурными англосаксонскими именами вроде Хелен, Томас и Гарри о террористах, ценах на недвижимость, мучительной смерти и свежевыжатом соке.
Молодожены за ужином обсуждают вероятность гибели от взрыва. Маленький мальчик играет с винтовкой мертвого солдата без головы, что вышел к нему ночью из чулана. Высокое и низкое, уютное и жуткое, библейские аллюзии и шутки об умирающих от голода смешались в тексте, который очень хочется обсуждать и который просто разбирается на составляющие. Метафоры Равенхилла бесспорны и очевидны, словно лобовое столкновение: любовь как тоталитарное насилие, война как бурный половой акт, смерть как сказка – ведь для современного инфантила, насмотревшегося в уютном кресле новостей, она бука из чулана и воображаемый друг, рассказывающий бесконечные байки, одновременно. Однако предмет разговора – не давний, написанный по заказу Эдинбургского фестиваля текст о конфликте цивилизаций, но форма, которую он принял на наивной отечественной сцене, и место, которое там занял.
Так вот: режиссеры отрицают всякую возможность интерпретации текста, отказываются обрабатывать его с помощью варки или жарки – и представляют на суд зрителей полуфабрикатом. В пьесах Равенхилла нет людей – как нет фигур на картинах Бэкона и нет соло в звуковых полотнах Кейджа. Современный театр, подобно современному искусству, – театр не сюжетов, но идей, потому актеры буквально служат музейными смотрителями, представляющими текст на зрительский суд: стоя, например, навытяжку у дверей зала в позах кремлевских курсантов, пока диалоги проговариваются у публики в наушниках. На основе пары текстов снято короткое условное кино, текст одной из пьес в присутствии двух молчаливых артистов проецируется на стол с закусками, а заканчивается действо революционной для нашего театра акцией – вместо того чтобы обмениваться репликами, артисты строчат их в фейсбуке.
Главный революционер сегодняшнего российского театра Дмитрий Волкострелов на пару с однокурсником Семеном Александровским предлагает публике уникальную форму принудительной свободы. Вместо того чтобы упасть в кресло с программкой в руках, зрителя вынуждают скитаться по лофту на улице Белинского, где цикл из шестнадцати пьес идет параллельно в двух комнатах, выбирая – пойти ли на ту постановку или на эту, выпить ли чаю в прихожей или, возможно, вообще слинять домой. Демократия – вечный вопрос, вечный выбор, который сводит с ума тех, кто хочет определиться здесь и сразу: герой одной из пьесок Равенхилла – солдат, который, не будучи способен сделать выбор без приказа, приканчивает сначала жертву, а потом и себя с криком: «Демократия, я ненавижу тебя». Со спектаклем Shoot/Get Treasure/Repeat в тоталитарный российский театр, вполне адекватный российскому обществу, пришла абсолютная, пугающая демократия. К которой никто и никогда не бывает готов – но ничего лучшего сегодня зрителям предложить невозможно. |