 Музыкальная критикаНаш колхозМэтр из Германии решил сделать Моцарта понятнее российской публикеВедомости / Вторник 14 марта 2006 Молодому коллективу театра приходится мобилизовать всю свою увлеченность, чтобы воплотить замыслы уважаемых людей. “Волшебная флейта” Моцарта — опера по идее веселая, но по ходу спектакля все более усиливается ощущение невыразимой тоски. Дирижер демонстрирует видимость зажигательности, режиссер старается посмешить, но за три часа искры летят в зал слишком уж редко. Работа Эри Класа сводится к аккуратному показу вступлений. Опера не дышит, а превращается в чередование номеров. Вокальные ансамбли действительно держатся, певцы почти не расходятся с оркестром. Хор звучит великолепно. Но оркестр “Новой оперы” (тот самый, который под управлением Евгения Колобова, да и Феликса Коробова, мог выдавать энергию и блеск) играет так грузно и вязко, а в басах просто нечисто, что, кажется, Моцарт благополучно творил в эпоху СССР. С Ахимом Фрайером сложнее. У него, как бывшего восточного немца, СССР — заноза жизни, которую он не преминул достать из шкатулки, получив приглашение поставить оперу в современной России. При чем тут Моцарт? Ведь когда Фрайер ставил “Волшебную флейту” в Зальцбурге, он обошелся без политических аллюзий — там был сплошной цирк с клоунами. Приехав же к нам, он вырядил доброго моцартовского мудреца Зарастро в товарища Сталина. У него в руке молот, у Царицы ночи — серп. Во влюбленных молодых героях мы, видимо, должны узнать самих себя, кто мечтает о своем нехитром счастье, не понимая, что втянут в борьбу за власть, а свободы как не было, так и нет. Нам предлагают посмотреться в зеркало? Что ж, хорошо, но опять же при чем тут Моцарт? А если бы Фрайер ставил другую оперу? Думаю, мнимый конфликт рабочих и колхозников можно увидеть в любом либретто. За вычетом тоталитарной проблематики остается площадной театр, местами забавный, в котором актеры неустанно комикуют — как в заправском отечественном ТЮЗе. Фрайера-режиссера отчасти спасает Фрайер-художник. Стиль его, по-немецки резкий и грубоватый, правда, тоже трачен временем, картонный храм мудрости с дыркой в потолке напоминает инсталляцию Ильи Кабакова “Человек, улетевший в космос”, а ряженые с толщинками — персонажа из путеводителя Michelin. Но картинка с искаженной перспективой эффектна, жрецы-статуи, двухметровая нога Царицы ночи и длиннющий змей (он же пиписька матроса Тамино, гоняющаяся за ним самим) придуманы изобретательно. Правда, к середине спектакля все это успевает надоесть. Среди вокальных работ лучшая — Папагено в исполнении Ильи Кузьмина, моцартовским стилем и интонацией он владеет безупречно. Хорошие голоса Татьяны Печниковой и Антона Иванова (Памина и Тамино) для Моцарта слишком массивны. Молодая Екатерина Баканова (Царица ночи) хотя и с видимым трудом, но справляется с колоратурами. Владимир Кудашев (Зарастро) поет добротно и даже берет вставное нижнее ми — все-таки есть у артистов доблести, не зависящие от маститых дирижеров и постановщиков. |