 Музыкальная критикаНа любой хороший вкусЛатвийский оперный фестиваль поднаторел и в красоте, и в экспериментахВедомости / Пятница 29 июня 2007 РИГА — Вагнер, Верди, ХХ век и современная латышская опера — таково репертуарное меню юбилейного фестиваля Латвийской национальной оперы, за десятилетие приобретшего репутацию культурного события европейского уровня и ставшего туристическим объектом прибалтийского лета. Юбилейная программа оказалась приготовленной сбалансированно — в расчете и на гурманов, и на любителей добротной музыкальной и театральной пищи.В качестве аппетитного старта на камерной сцене подавали премьеру оперы Эрика Эшенвальдса «Иосиф — отрасль плодоносного дерева». Тридцатилетний латышский композитор написал музыку к либретто, сочиненному молодыми литераторами Ингой Абеле и Карлисом Вердиньшем по Ветхому завету. Название — буквальная цитата: Бытие, 49:22. Эшенвальдс явно учитывал две фирменные способности латвийской земли: рожать людей, способных к хоровому пению, и выращивать низкие мужские голоса. Хор сидит по краям оркестра (уверенно ведомого Марисом Сиймарсом) и активно комментирует назидательный триллер про Иосифа Прекрасного. Из дюжины сыновей Иакова партия младшего, Вениамина, отдана контратенору, остальные большей частью мощные басы и баритоны во главе с брутально-простодушным Иосифом (Янис Апейнис). Мощные тембром, они подвижны телом: режиссер Гатис Шмитс, работающий в основном в кино, мастерски выстроил сольные, парные и групповые маневры как бы в рамке кадра, очерченной светлым прямоугольником на черном фоне (художник Рудольф Бекичс). Герои перемещаются с точностью и выразительностью хорошего танца. В целом спектакль оставляет впечатление на редкость симпатичное — чистая, стильная работа. «Валькирия» совсем другая. Эта опера Вагнера — второй этап в копродукции балтийских стран, где каждую часть тетралогии «Кольцо нибелунга» ставит своя бригада. «Валькирию» поставила латышская, в которой главный, разумеется, — Илмарс Блумбергс, сценограф с поразительным даром открывать в наизусть знакомом новый смысл. К примеру, Брунгильда (сильноголосая Ольга Сергеева из Мариинского театра) одета в желтые хоккейные трусы и шлем. Неожиданно проявленное сходство древнегерманской девы-воительницы с нынешними рыцарями конька и шайбы делает сценическую картинку живой и царапающей. Такого много. Остальные валькирии — в юбках из клеенчатых полос: как не вспомнить завесы из таких полос, закрывающие проезд всюду, куда везут каталки, в том числе — вперед ногами. Валькирии выносят павших героев. Стадион, где недавно сражались Зигмунд с Хундингом, а потом началось мочилово наблюдавших за поединком болельщиков, теперь усеян натуральными голыми безжизненными телами, которые валькирии за руки — за ноги утаскивают вон. Зигмунд выдирает божественный меч Нотунг не из предписанного либретто ствола ясеня, а из электрического щитка — сыплется сноп искр. Но ведь электричество для людей — таинственная умонепостигаемая субстанция, и где же таиться чудесному, как не в нем? Понятное дело, при таком художнике режиссер (Виестурс Кайршис) — разводящий. Насчет трактовки дирижера Андриса Нельсонса довелось услышать две противоположные оценки: похвалы деталировке, ясности всей оркестровой вертикали — и упреки за недостаток мощи. Склонен присоединиться к последним: все же Вагнер имел в виду экстатическое переживание мистерии, а не прохладно-интеллектуальное удовольствие. Как раз такое удовольствие доставила британская оперная звезда Фелисити Лотт, спевшая монооперу «Человеческий голос» Пуленка. Спектакль Лионской оперы, вошедший в фестивальную афишу, изготовили нынешней весной, однако знаменитое английское сопрано оттачивает эту партию уже лет тридцать, так что ювелирная выверенность каждого нюанса интонации, движения, жеста действует как театр кабуки, рассчитанный не на эмоциональное потрясение, но на эстетское смакование виртуозности. Зато задевать эмоционально должна бы «Травиата» — иначе зачем ставить эту душещипательнейшую оперу Верди? В Латвийской национальной опере ее только что поставил Андрей Жагарс. Две его предыдущие работы на этой сцене — «Пиковая дама» и «Леди Макбет Мценского уезда» — представляли собой проникновенно-внимательный, ироничный до сарказма, горький и любящий взгляд на современную Россию (действие обеих опер перенесено в 1990-е). Действие же «Травиаты» происходит в Париже в конце 1940-х, во времена new look, модной революции, произведенной Кристианом Диором, после суровостей войны провозгласившим культ хрупкой воздушной женственности. Такой временной перенос дал возможность художнице Кристине Пастернак сочинить умопомрачительной красоты платья, которые вкупе с изысканными декорациями Андриса Фрейбергса (павильон, расписанный графичными рокайльными вазонами, роскошная хрустальная люстра) и с жемчужно-дымчатым светом Глеба Фильштинского создают настоящий визуальный праздник. Однако никаких личных болевых точек соприкосновения между режиссером и произведением не обнаружилось, и в общем спектакль ничего не добавляет к нашему знанию «Травиаты». Вернее, не добавлял бы — если б не Кристина Ополайс в главной партии. Она принадлежит к редчайшему типу оперных артистов, который правильнее всего определить как «вокальное существо» (самой яркой представительницей этого типа была Мария Каллас). Ополайс, прежде у Жагарса бывшая изумительной Лизой в «Пиковой» и потрясающей Катериной Измайловой, теперь с партий драматического сопрано перешла на более высокие — и предстала поразительной Виолеттой. На сцене она живет подлинной сверхорганичной жизнью. Сцена — ее стихия и среда, чувство сцены прямо-таки невероятно. Маленький, но характерный пример: в третьем акте, где героиня умирает от чахотки, пепельно-золотые волосы Виолетты вдруг поблекли, посерели. Что такое — хитрости гримеров, специальный спрей? Да нет, просто она сама придумала, догадалась их намочить! На поклонах чопорная буржуазно-туристическая публика устроила Кристине Ополайс стоячую овацию. В театре говорят: нам нужен был кассовый спектакль. Что ж, понимание таких резонов украшает директора театра, каковым по совместительству является Андрей Жагарс. Обнадеживает, что на «Иосифа» (современная опера, аскетичная постановка) тоже спрос велик — двух спектаклей на фестивале оказалось мало, чтобы утолить всех желающих. |