 Музыкальная критикаИмператорский хайтекАлександринский театр эффектно отметил 250-летиеВедомости / Пятница 01 сентября 2006 САНКТ-ПЕТЕРБУРГ — Днем рождения старейшей труппы объявлено 30 августа 1756 г., когда императрица Елизавета Петровна подписала указ о создании в России профессионального театра. Знаменитое здание Карла Росси на Невском проспекте построено к 1832 г., тогда же театр получил название Александринского — в честь жены Николая I. С тех пор оно ни разу капитально не ремонтировалось, сейчас поводом для такого ремонта послужила круглая дата. Ремонт — во всяком случае, та его часть, что видна публике, — сделан на славу.Прежними остались только фундамент и стены, заменены все инженерные коммуникации (а в некоторых местах проводка висела с 1882 г., когда тут появилось электричество). Притом никакого новодельного духа: это тот же с детства знакомый ленинградцам-петербуржцам театр. Те же сводчатые коридоры, то же царское фойе — красное дерево с позолотой, тот же сказочно прекрасный багряно-золотой россиевский зал. Сцена, впрочем, другая: ее начинили совершеннейшей немецкой техникой ценой в 400 млн руб. Всего же обновление Александринки обошлось в полтора миллиарда, а длилось год и три месяца. У этого подвига есть имя и фамилия — Валерий Фокин. Известный московский режиссер, возглавивший театр два года назад, еще и первоклассный менеджер. Фокин — настоящий рыцарь-джедай, он сделан, кажется, из титанового сплава и летит, как пуля. Совершенно очевидно, что без его воли, ума, энергии, властности, харизмы, связей, наконец (к президенту вхож, не говоря о чиновниках рангом ниже), ни выбить деньги, ни освоить их за такой срок не удалось бы. Фокин на посту руководителя предприятия чрезвычайно эффективен. Однако пост его называется «художественный руководитель», и вот тут все сложнее. Еще одна новинка реконструированного театра — Музей русской драмы, открывшийся в помещениях третьего яруса, прежде занимаемых буфетом и всякими службами. В восьми залах — фантастические костюмы, лучшие из 280 000, хранящихся в кладовых (самый старый — 1837 г.), изумительная бутафория, всевозможные аксессуары, от брутального подлинного оружия из «Бориса Годунова» до вееров, масок, карт и прелестных миниатюрных вышитых дамских башмачков из «Маскарада» Мейерхольда — Головина. Плюс сенсорные дисплеи, на которых можно вызвать информацию о спектаклях, портреты, фотографии и т. д. Такой объемной и роскошной экспозиции в театральном здании нет больше не только в России, но и в драматических театрах Европы. Кроме того, юбилею посвящена выставка «Театр прославленных мастеров» в Мраморном дворце Русского музея, собранная главным образом из фондов петербургских театральных музея и библиотеки при участии Русского музея и Третьяковки. Выставка никакой особенной концепцией не грешит и скорее напоминает ярмарку: у кого что было лучшего по теме, то и дали. Здесь самое интересное не театральная экзотика, но фигуры актеров. С черным бархатным колетом, в котором Каратыгин играл Гамлета (1840), рифмуется черный камзол Сальери — Николая Симонова. Чудовищного размера платье и башмаки Варламова соседствуют с его же статуэткой — благодаря чему можно представить, каков был в действительности этот всеобщий любимец «дядя Костя», популярный в Петербурге настолько, что его изображали на фантиках. Вот Пелагея Стрепетова на знаменитой картине Репина, вот портрет Далматова работы Головина, вот скульптурка Марьи Савиной, дающая возможность увидеть ее в профиль… Главное ощущение и от музея, и от выставки — невероятной витальности театра. Вещи и портреты чувственно-пластично показывают, как из пота и пудры возникает искусство, как сквозь телесные и голосовые усилия прорастает жизнь человеческого духа. Юбилейный вечер ставил режиссер Андрей Могучий, которого Фокин пригласил на службу, возлагая на него немалые надежды. Собственное предприятие Могучего называется «Формальный театр» — адекватно. Для него человеческие фигуры и голоса такие же формальные элементы представления, как декорации. Здесь Могучий наследует даже не раннему Мейерхольду-стилизатору, а Гордону Крэгу, полагавшему идеальным актером марионетку. Предложенная Могучим инсталляция призвана была прежде всего продемонстрировать технические возможности сцены — они и впрямь превосходят всякое вероятие. Сцены — но не труппы. Никакой витальности, никакой теплоты. Молодые актеры в белой униформе «под Пушкина», неотличимые друг от друга, сновали туда-сюда, еще ходили обычные для Могучего некие люди в красном, обвешанные арматурой и с видеопроекторами над головой, по воздуху летали девицы, и все это тонуло в бесчисленных переменах писаных задников и кулис, а также компьютерных спецэффектах. Приуныть не давала сопровождавшая действие музыка Леонида Десятникова (в прекрасном исполнении ансамбля солистов, ведомых пианистом Алексеем Гориболем). Главные ее свойства — ирония и печаль: течение прохладных мелодических красот непременно прервет какой-нибудь скрежет, а сквозь пафос марша (из фильма «Кавказский пленник», его сыграл духовой оркестр Морской академии) прорвется совершенно издевательское хрюканье. Ирония, к счастью, была и в самой церемонии — в частности, ее сценаристы повеселились над видеопоздравлением Валерия Гергиева, показав «бытовые» куски до и после его записи. Явившийся из-под земли (буквально — на подъемнике) актер Алексей Девотченко картинно складывал в сундучок приветственные адреса от начальства. Солисты Мариинского театра Дарья Павленко и Андриан Фадеев в большом адажио из «Щелкунчика» вышли в черно-белых репетиционных костюмах, а четыре кавалера — в положенных колетах. Все же вместе заставляло думать о новом художественном направлении Александринки. Ладно Каратыгин с Варламовым, но вот я, допустим, еще помню, как на эту сцену в «Мертвых душах» последовательно являлись Игорь Горбачев, Василий Меркурьев, Юрий Толубеев, Александр Борисов — о, какой это был ослепительный праздник самодостаточного (и самодовольного тоже — но ведь было чем гордиться!) мастерства. «Прославленных мастеров» здесь больше нет. И взяться им неоткуда — мастера взращиваются десятилетиями подробнейшего труда, как у Додина и Фоменко. Если дело пойдет в указанном направлении, мы получим холодноватый, высокотехнологичный, умный постмодернистский театр. Очень похожий на своего худрука. |