 Музыкальная критикаБитва титановВагнер из Мариинского и Большого театров потряс МосквуВедомости / Пятница 07 октября 2005 Некогда очень скромная концертная организация под названием «Московская государственная филармония» сегодня превращается в едва ли не самого мощного в столице поставщика музыкальных событий международного уровня. Ныне филармония стала организатором своеобразной дуэли двух первых — Большого (де-юре) и Мариинского (де-факто) — театров страны, предоставив им возможность масштабного высказывания на все еще редкую для нас вагнеровскую тему. «Тристана и Изольду» привезли из Петербурга, а фрагменты «Валькирии» и «Парсифаля» представили москвичи.Мариинка, ведомая Валерием Гергиевым, выступила в своем фирменном грандиозном стиле. Продолжая обживать Концертный зал им. Чайковского как некое театральное пространство, питерцы показали уникальную для России оперу Вагнера «Тристан и Изольда». Эта постановка, сделанная в полуконцертной костюмированной версии, — не облегченный вариант самой громкой премьеры прошлого мариинского сезона, спектакля Дмитрия Чернякова, а оригинальное действо, придуманное другим режиссером — Алексеем Степанюком при поддержке видеохудожника Андрея Тарасова. Правда, получилось скорее не оригинально, а провинциально. Черная одежда сцены, платформы с экранами-парусами, на которые транслировались картинки, костюмы с покушением на рыцарскую моду — все это легко могло бы стать фоном для любого сюжета, в том числе и вагнеровской истории о фатальности любви. Поэтому главной интригой пятичасового вечера было то, как солисты Мариинки пройдут через испытание Вагнером. Экзамен на физическую выносливость они (впрочем, как и публика) сдали успешно. С интерпретацией мифологических образов — не слишком. Образов вообще не было — было старательное формально-механическое воспроизведение явно трудного и непонятного певцам вагнеровского текста. У Ольги Сергеевой, обладательницы большого, богатого красками сопрано, есть все шансы стать достойной Изольдой, как только для певицы немецкий язык перестанет быть чужим, а мотивации ее героини станут ее собственными. Леонид Захожаев, которому доверили одну из самых запредельных в теноровом репертуаре партию Тристана, выглядел слишком лирическим или даже унылым для столь драматической роли. Он не составил равного дуэта своей Изольде, его голос часто просто тонул в оркестровой массе. Оркестр Валерия Гергиева, оказавшись в сложной акустике зала, где музыкантом пришлось разместиться в партере, был максимально корректен и предупредителен по отношению к солистам. Страстей не рвал, но все равно, как это часто бывает в спектаклях Мариинки, оказался главным героем походных «Тристана и Изольды», еще раз доказав, что Гергиев в своих стремлениях существенно опережает возможности труппы своего театра. Большой театр гораздо трезвее отнесся к своим возможностям (точнее, к их отсутствию) в освоении заманчивой вагнеровской территории. И пригласил в Москву настоящую вагнеровскую диву — всемирно знаменитую немку Вальтрауд Майер. С ней за компанию приехали тенор Кристофер Вентрис и бас-баритон Павло Хунка. За дирижерским пультом оркестра Большого театра стоял его руководитель Александр Ведерников. Имея в своем распоряжении такую абсолютную звезду, как Вальтрауд Майер, совсем не обязательно подыскивать театральную обертку концертному исполнению. Большой театр выступил в чисто филармоническом формате, представив первый акт «Валькирии» и второй акт «Парсифаля». Так Майер впервые перед московской публикой явилась в своих коронных партиях Зиглинды и Кундри. Еще одну — Изольду, которую она феноменально пела на концерте в Большом театре два года назад, на сей раз дива исполнять не стала, великодушно не допустив прямого сравнения с мариинцами. Но и Зиглинда, и Кундри были великолепны. Огромный и красивый (очень редкое сочетание качеств) голос певицы, не знающей никаких вокальных трудностей, царил в Большом зале консерватории, создавая мощные мистические образы. Оркестр ограничился ролью скромного ассистента, не мешающего, но и не помогающего солистам, а иногда и просто отпускающего певцов в свободное плавание. Но ничто не смущало великолепную немку. Ее коллеги пели эмоционально и технически точно, хотя стать вровень с явлением Вальтрауд Майер никому из них не удалось. Ее харизматичное и совершенное пение делает миф о величии и недосягаемости подлинных оперных примадонн реальностью. Публика, познавшая настоящего Вагнера, буйствовала от восторга, требуя бисов, но тщетно. Дива ограничилась лишь поклонами и улыбками. После концерта Вальтрауд Майер ответила на вопросы «Ведомостей». — Почему многим даже выдающимся певцам не удается постичь Вагнера? — У Вагнера слишком много самых разных вещей одинаково важны. Необходимо быть личностью. Голос должен быть способен перекрыть мощный безжалостный оркестр. И что еще очень важно, так называемая третья заповедь, — это язык. Нужно не только четко выговаривать слова, но и передавать смысл предложения. Текст Верди более прост, он как база для того, чтобы на него положить мелодию. А у Вагнера текст никогда не повторяется. Он все время идет вперед, поэтому очень важно сохранить его живость. — Мир воспринимает вас прежде всего как вагнеровскую диву. Вы этого хотели или причиной тому шаблоны восприятия? — Конечно же, это клише. За 30 лет жизни в опере я уже привыкла к подобным ремаркам в свой адрес. И все же до сих пор я пытаюсь разрушить подобное представление о себе. Например, два года назад в Большом театре я пела не только Вагнера. Я люблю и пою и Шуберта, и Моцарта, и Верди, и Чайковского. — Вам нравится быть источником вдохновения для окружающих? — Это мечта! Нет ничего лучше, чем иметь профессию, которая доставляет счастье другим. Хотя это и безумно ответственно. Всякий раз, выходя на сцену, я хочу, чтобы люди осознавали всю уникальность живого исполнения. СD, видео — это только моментные документы, они никогда не заменят настоящей правдивой оперы. Мне хочется, чтобы люди любили оперу так же сильно, как и я. Но я, конечно, понимаю, что раздуть оперу до размеров шоу-бизнеса невозможно, да и не нужно. — У вас есть в планах вернуться в Москву? — Я уже вернулась. Первый раз мне было очень трудно заставить себя приехать. Я — дитя «холодной войны», жертва железного занавеса. У меня все время было чувство, что Россия — что-то очень далекое и холодное. А теперь даже погода в Москве лучше, чем в Мюнхене. |