 Музыкальная критикаПопытка — не пыткаВ Москве состоялась последняя оперная премьера сезона. Маленькая и отважная «Геликон-опера» решилась на постановку одной из самых сложных опер ХХ в. — «Лулу» Альбана Берга....Ведомости / Среда 10 июля 2002 В Москве состоялась последняя оперная премьера сезона. Маленькая и отважная «Геликон-опера» решилась на постановку одной из самых сложных опер ХХ в. — «Лулу» Альбана Берга. Сюжет «Лулу», навеянный двумя трагедиями смурного декадента Франка Ведекинда («Дух земли» и «Ящик Пандоры»), не из приятных. На протяжении двух с половиной часов главная героиня занимается исключительно тем, что губит мужские души. К каждому клиенту — индивидуальный подход: в одного Лулу собственноручно стреляет, второй стреляется сам, не выдержав суровой правды о прошлом любимой, третий случайно убивает четвертого — и так до конца, пока на сцене в обличье очередного фаворита не появляется Джек Потрошитель, убивающий саму Лулу. В руках Альбана Берга, одного из столпов нововенской композиторской школы, сюжет заиграл новыми красками, дополнился аллюзиями из жизни самого композитора, придавшего героям черты своих друзей и недругов. С упоением изучая этот роскошный контекст, можно было радоваться и одновременно переживать за Дмитрия Бертмана осмелившегося взяться за едва ли не самое заковыристое оперное сочинение ХХ столетия. Радоваться — потому что столь «навороченный» сюжет близок почерку Бертмана-режиссера, любящего, когда покровавей и поэротичней. Переживать — потому что его певцы и оркестранты могли пасть в боях с берговской партитурой, с ее графичной мелодикой и головоломными ритмами. После премьеры стало очевидно, что волноваться за певцов не было особой нужды. Вокальный состав выдюжил треклятую додекафонию, одолел полифоническую вязь ансамблей во втором действии и даже получил общее представление о специфике Sprechstimme — характерного «музыкального говорка», столь же далекого от догм русской вокальной школы, сколь Вена середины 1930-х — от Москвы 2002 г. Пусть никому в голову не придет сравнивать дирижирующего Владимира Понькина с каким-нибудь патриархом вроде Пьера Булеза, а Татьяну Куинджи — с записными Лулу современности, Кэтрин Мальфитано и Кристиной Шэфер. Но при этом Понькин как может управляется с оркестровыми голосами, а певцы лепят вполне одухотворенные и далекие от типичной оперной статики образы. Не раздражает аккуратный русский текст Михаила Жилкина, включающий ненормативную лексику «на злобу дня», но не отдающий откровенной чернухой. В общем, первая попытка не стала пыткой — процесс освоения Берга пошел. Волнение вызывает Дмитрий Александрович Бертман. Его версия «Лулу» — бессмысленный набор собственных штампов и клише, к стилистике Берга прямого отношения не имеющий. Крошечная геликоновская сцена заполняется громоздким реквизитом — исполинских размеров кривыми зеркалами в форме манекенов (работа художников Игоря Нежного и Татьяны Тулубьевой). Смотрятся они неказисто и мешают многочисленным любовникам Лулу передвигаться по сцене. По этой причине мизансцены выстроены кондово и весь пластический компонент действия обречен на провал. В остатке — нелепый конструктивизм декора, аляповатые костюмы и тусклая световая гамма. Пуская в тираж опробованные приемы, Бертман, вероятно, не понял, что именно надо делать с «Лулу», и, подобно многочисленным героям оперы, пал ее жертвой. Результат неожиданный, но в чем-то закономерный: всегда пестовавший свою радикальность «Геликон», похоже, исчерпал свой лексический запас, столкнувшись с одним из самых радикальных опусов музыкального театра. |