 Музыкальная критикаКрасавец-мужчинаВ Большом зале Консерватории состоялся концерт Дмитрия Хворостовского. Один из самых востребованных и высокооплачиваемых российских певцов предстал в не совсем обычном для себя амплуа — помимо привычного Верди он пел раритетные старинные ар...Ведомости / Четверг 06 июня 2002 В Большом зале Консерватории состоялся концерт Дмитрия Хворостовского. Один из самых востребованных и высокооплачиваемых российских певцов предстал в не совсем обычном для себя амплуа — помимо привычного Верди он пел раритетные старинные арии и неаполитанские песни. То, что Хворостовский — певец хороший и дорогой, организаторы концерта не преминули напомнить слушателям, взвинтив цены на билеты — лицезреть певца из первых рядов партера можно было за 9000 — 12 000 руб., а за место в первом амфитеатре любителям вокала пришлось выложить не менее двух с половиной тысяч. Сам чудо-баритон, вероятно, подивился той огромной любви, которую испытывают к нему соотечественники: зал был набит под завязку, но издержки суровой ценовой политики дали о себе знать, как только зазвучала музыка, — мелодичный аккомпанемент мобильных телефонов не умолкал до финальных бисов. Публика оказалась не единственным изъяном знаменательного вечера — Хворостовскому не повезло и с оркестром. Государственный камерный оркестр России — бледная тень того легендарного коллектива, которым руководил когда-то Рудольф Баршай, — звучал на удивление убого и провинциально, а все потому, что его нынешний дирижер Константин Орбелян знает только два способа обращения с партитурой: либо рубить с плеча что есть силы, либо совсем тихо и вяло, себе под нос, извлекать тишайшее пиано. Имея в распоряжении довольно пассивный оркестр и незадачливого дирижера, Хворостовский решительно взял бразды правления в свои руки и за два часа умудрился выжать из публики все соки. Сейчас его голос кажется более объемным и мощным, чем раньше, — именно поэтому в ариях Глюка и Моцарта он не всегда успевает за прихотливыми изгибами вокальной линии и изредка «жует» слова. Впрочем, мелкие недостатки в технике компенсируются блестящей актерской игрой и чарующими улыбками — много лет назад завоевав неофициальный титул главного красавца-мужчины российской оперной сцены, он лишний раз доказал, что в этом отношении достойных соперников у него нет. То новое, что обнаружил в себе знаменитый голос, — дурманящая красота тембровых красок и трагический надлом, в полной мере продемонстрированный в вердиевских ариях из «Бала-маскарада», «Стифеллио» и «Макбета». В неаполитанских песнях, исполненных под занавес, Хворостовский с легкостью отошел и от вердиевской стилистики, дав понять, что страсти на грани потери рассудка не есть конечная цель его творческих исканий и почти опереточная легкость итальянских песенок ему тоже по плечу. Однако самый большой сюрприз был преподнесен в финале, когда Хворостовский исполнил соло русскую народную песню «Ноченька» (именно ее он пел когда-то на Конкурсе им. Глинки, с которого и началась его карьера) — столь безыскусно и проникновенно, что публике оставалось только пролить скупую слезу. |