 Музыкальная критикаПобедный стартМариинская опера открыла «Золотую маску»Ведомости / Среда 06 марта 2002 Два вечера подряд на сцене Большого хозяйничали петербуржцы. Мариинка привезла два спектакля, вошедших в конкурсную программу фестиваля «Золотая маска»: «Сказание о невидимом граде Китеже» Римского-Корсакова и «Валькирию» Вагнера. Первое, что поразило публику, до отказа заполнившую зрительный зал, — исполинские размеры обеих опер, каждая из которых (в полном варианте, без купюр) шла более пяти часов. Если в Петербурге к подобным марафонам давно уже привыкли, то москвичам на первых порах пришлось нелегко: народ причитал, клял последними словами Римского и Вагнера, боязливо поглядывал на часы, но не уходил. Что было правильным решением. Пожалуй, еще ни одна гастроль оперной Мариинки в Москву не демонстрировала в столь полной мере мощнейший потенциал театра. Еще год назад, на прошлой «Маске», казалось, что Гергиев — единственный мариинский царь и бог, а все остальные — от режиссера до артистов миманса — свита, сколь послушная и исполнительная, столь и беспомощная без своего короля. Ныне, в первый вечер, когда давали «Китеж», стало очевидным, что гергиевский абсолютизм может быть оспорен и подвергнут сомнению режиссером, в данном случае Дмитрием Черняковым, создавшим абсолютно новую, выразительную и продуманную версию оперы Римского-Корсакова. То, что больше всего поражает в его трактовке, это деликатная манера обращения с авторским текстом, далекая от опыта большинства режиссеров-концептуалистов, любящих перелицовывать оригинальный сюжет. Все сакральные метафоры, выписанные либреттистом Владимиром Бельским, сохранены и легко читаются: гибель Малого Китежа — камерный вариант светопреставления, а финальный вход Февронии в невидимый град все так же олицетворяет путь в рай. Чем сложнее и эфемернее сюжетные ходы, тем более простое и лаконичное их воплощение предлагает Черняков — знаменитую сечу при Керженце он вообще отдает на откуп оркестру, оставляя сцену пустой, ибо лучше, чем живописал в партитуре страшную битву композитор, сделать невозможно. В то же время герои — не сказочные богатыри и красны девицы, а реальные типажи из настоящей, непридуманной жизни. Соблюдая субординацию по отношению к композитору и минимализм сценического оформления, выступил и постановщик «Валькирии», немец Готтфрид Пильц. Не устраивая «борьбу за власть» с Гергиевым, он честно отработал свои пять часов, создав профессиональный спектакль без изысков, но с надлежащим пиететом перед вагнеровской музыкой. Гергиев, как ему и положено, высекал из оркестра громы и молнии, но привычный блеск музыкантов и дирижера отошел на второй план по сравнению с вокальной мощью солистов. Млада Худолей (Зиглинда), Виктор Луцюк (Зигмунд) и Лариса Гоголевская (Брунгильда) демонстрировали такой уровень освоения вагнеровского текста, какой встречается обычно только у немецкоязычных певцов. Впервые в устах отечественных вокалистов стали различимы отдельные интонации и осязаемы смысловые акценты — мариинцы выпевали тексты с таким трепетом, будто они принадлежали Гете или Рильке, а не воинствующему графоману, коим был Вагнер-литератор. Певцы, работавшие на износ, стали главным козырем «Валькирии» и мощными оппонентами гергиевскому единовластию. В таких случаях, правда, дирижер только порадуется тому, насколько умна и профессиональна его команда. |