 Музыкальная критикаПоследний романтикВ Москве выступил Евгений КисинВедомости / Понедельник 17 декабря 2001 В рамках своего двухнедельного пребывания в столице Евгений Кисин дал два концерта: на «Декабрьских вечерах Святослава Рихтера» и в Большом зале консерватории. И тут, и там в программе главенствовали романтики — Шопен, Шуман и Брамс. Сейчас, когда Кисин вступил в четвертый десяток и — за редкостью своих появлений на родине — окончательно превратился в блуждающую звезду, снова заводить разговор о его звездном детстве по меньшей мере банально. Но какая-то потрясающая исключительность при внешнем соблюдении общепринятых норм, пожалуй, будет сопровождать его всю жизнь.. Все-таки не каждый 30-летний пианист сыграл со всеми великими дирижерами и оркестрами планеты, и далеко не каждому предлагается контракт с престижнейшим артистическим агентством IMG Artists. Но даже если проигнорировать этот пышный контекст и просто посмотреть в программу концертов, то можно увидеть те произведения, которые среднестатистическая звезда исполнять не будет вовсе — по причине их заигранности. Прежде всего, это Шопен. Всеобщее восхищение польско-французским романтиком к концу века обернулось столь же всеобщей усталостью от его музыки. Шопен в исполнении Кисина на «Декабрьских вечерах» прозвучал громом среди ясного неба и в мгновение нивелировал ту уютную салонную атмосферу времен Пруста, которую с таким тщанием создавали организаторы. Собственно, никакого Шопена в понимании Пруста (Шопен, море вздохов, слез и рыданий, / Которое летящие бабочки не садясь пересекают…) и не было — один только абсолютно беспросветный трагизм, который хрупкому меланхолику Шопену, казалось, и не был свойственен. Логичным было бы ожидать такого же лишенного романтических иллюзий Шопена и в консерватории. Но не тут-то было: чудесные в своем комнатном обаянии, сыгранные вполголоса хрустальным звуком ноктюрны вместо окончательного ответа поставили новый знак вопроса. Под конец вечера Кисин опять же нарушил привычную стратегию концертанта, поставив на второе отделение Третью фортепианную сонату Брамса в пяти частях — один из самых громоздких брамсовских опусов. В нем все ранее услышанное сложилось в одну мощную, совершенную в деталях и целом концепцию — с безупречным чувством времени, математически просчитанной формой и железным самообладанием. Триумфально опровергнув миф о несвоевременности романтиков, Кисин огорошил фактом своей полной самодостаточности: в той области, где другие жмутся от недостатка пространства, он по-прежнему не видит границ — и конца-края этой свободе не видно. |