 Музыкальная критикаСумбур вместе с музыкойМузыкальные мистерии на Театральной олимпиадеВедомости / Вторник 22 мая 2001 В программе Театральной олимпиады музыкальные спектакли встречаются редко. Организаторы форума делают ставку на известные режиссерские имена, клоунов, лошадей и другие, более понятные для широкого зрителя реалии. Поэтому показ двух музыкальных спектаклей, к тому же в экзотическом для России жанре мистерии, привлек особое внимание поклонников синтетических театральных форм. В католическом соборе Непорочного Зачатия Девы Марии давали «Апокалипсис» композитора Владимира Мартынова, поставленный Юрием Любимовым, а на сцене Театра им. Вахтангова Кама Гинкас воплотил «Полифонию мира» Александра Бакши, в исполнении которой принял участие знаменитый скрипач Гидон Кремер. Создатели «Апокалипсиса» подчеркивали экуменический характер действа, написанного в православной традиции, осуществленного на деньги и с участием мужского и трех детских хоров лютеранской Эстонии, игравшегося в католическом соборе. Но церковь оказалась плохо приспособленной к подобным спектаклям (большая часть зрителей ничего не смогла рассмотреть), а эстонцы пели по-русски с сильным акцентом. Религиозные произведения Владимира Мартынова отличают стройность формы, оригинальность минималистского языка и убежденная святость. Мартынов — едва ли не единственный современный композитор, овладевший всеми канонами церковного пения (причем не только православного), а религиозные мотивы творчества — его мировоззрение, а не дань моде. С другой стороны, он явно тяготеет к театрально-мистериальному воплощению своих опусов. Собственно, известность во внемузыкальных кругах ему принесли два спектакля в постановке Анатолия Васильева: легендарный «Плач Иеремии» и Реквием, стройно вписавшийся в «Моцарта и Сальери». Мартынову удалось стать постоянным композитором не только эстетизированной творческой лаборатории Васильева, но и политизированной Таганки (музыка к шекспировским «Хроникам» — одна из последних громких работ Мартынова). «Апокалипсис» написан на осовремененный текст Святого Иоанна Богослова (встречается даже слово «сотрудники») и по своим достоинствам несколько уступает предыдущим крупным работам композитора. Мартынов слишком старательно иллюстрирует текст, что лишает Иоанново «Откровение» откровения художественного. Но в любом случае это материал для театра Васильева, а не для придерживающегося эпических корней Любимова. У нас Любимов как режиссер музыкального театра известен только по одному спектаклю — «Пиковой даме» Чайковского — Шнитке, который несколько лет назад привозили из Бонна. Но худрук Таганки поставил множество опер в Европе и Америке, и на его счету уже есть одна церковная мистерия — баховские «Страсти по Матфею» в Италии со знаменитым ледяным крестом. Ледяная инсталляция таяла от жары в соборе, и, как свидетельствовали очевидцы, капли громко падали на пол в унисон музыке. Но несмотря на все прошлые достижения режиссера, мистерия «Апокалипсис» так и не была по-настоящему поставлена, а прошла как концерт на фоне подсвеченной стойки с десятками шкур агнцев и выглядывавшего из-за нее исполинского распятия кафедрального собора. В отличие от Мартынова Александр Бакши в мистерии «Полифония мира» апеллирует к нерелигиозной сакральности. В написанном им манифесте он ратует за «осознание ценности и равенства всех человеческих культур», называя этот процесс «полифонией мира». На деле возвышенные фразы воплотились во вполне прагматический проект, объединивший Гидона Кремера и его струнный оркестр «Кремерата Балтика» с французским ансамблем ударных «Перкусьон де Страсбург», исполнителями на дудке, зурне, раковине, плавающих в воде тыквах, тибетском и альпийском горнах, хакасского эпоса, тувинского фольклора и, наконец, с потомственным шаманом. В общем, представьте себе месячную программу клуба «Дом», исполненную за один вечер. Экзотическое воинство действительно поражает своими способностями извлекать необычные звуки из любых предметов, но, как только этномузыканты приближаются к кульминации, их заглушает музыка Бакши. Откровенно плохой, без единой композиторской мысли суррогат современной музыки не может спасти даже экспрессивная игра Кремера, которому в этом спектакле поручена роль Орфея. Попытка создания полифонии разнообразных звуков и шумов, вырастающих из тишины, терпит крах. Оказывается, что и какофония требует ясной композиторской концепции и музыкального таланта. Гинкас вводит в спектакль все необходимые мистериальные элементы (огонь, воду, жертвенного агнца, ритуальных служек), но спектакль распадается на театр звуков и театр действия, которым режиссер старается наполнить этно-классическое пастиччо. Ритуальные слуги, похожие на хасидов, носят по сцене некую священную книгу жизни (Тора, Евангелие, Коран — как кому нравится), которая пылает огнем или сочится водой. А когда на сцене появляется молчаливый греческий актер Василис Лаггос — худосочный, с длинными черными волосами, — становится ясно, что распятия ему не избежать. Лаггоса распнут эффектно — на двух простынях, прибив ему на спину ту самую книгу, вокруг, как гробы, разложат футляры от контрабасов и скрипок. Но все эти режиссерские находки (особенно вечные притоптывания молодых прибалтийских струнников в такт музыке и назойливые фуэте балерины Валерии Васильевой) плохо вяжутся со звуковой партитурой, которая слишком далека от какой-либо сакральности и близка к мифам культурологическим. Впрочем, практически у каждого из участников проекта нашлись в зале поклонники, и суммарный восторг зрителей создал ощущение грандиозного успеха. |