 Музыкальная критикаНовая бессмысленностьБалетный сезон в Москве второй год подряд начинается с концерта современной хореографии. В прошлый раз демонстрировали ее достижения и перспективы, сейчас — упадок и тупикВедомости / Вторник 30 сентября 2008 Внимание к современному балету в России явление настолько редкое, что прошлогодний концерт «Золото осени» сразу же оказался среди лидеров сезона, а его название стало восприниматься как бренд. В этом году ни далекая от совершенства сцена МХАТ им. Горького, ни цены на билеты (от 1200 до 8800 руб.) не отпугнули публику: на «Золоте осени» зал был почти полон. Придумавший проект хореограф Никита Дмитриевский точно угадал, как совместить в одном зале тех, кто никогда не начнет хлопать в ладоши под фуэте, тех, для кого невыносим сам вид невыворотных ног, и тех, кто вообще не ходит ни на какие «танцы». Его «Золото осени» балансировало на грани чистого искусства и коммерческого шоу, сопрягая Баланчина и Ратманского, постановки которых давали возможность просиять танцовщикам Большого и Мариинки, а в финале объединяли вечно соревнующихся звезд двух столиц. Поэтому, когда на афишах нынешнего «Золота осени» появилось имя Дианы Вишневой, а концерт оказался посвящен недавно ушедшему из жизни хореографу Георгию Алексидзе, творчество которого трудно назвать современным, это укладывалось в гибкую схему, выработанную Дмитриевским. Однако Юрий Смекалов, преемник Дмитриевского в качестве режиссера «Золота осени», ученик Алексидзе, больше известный как солист питерского Театра Бориса Эйфмана, представил собственную концепцию балетного концерта. Своему «Золоту осени» он дал подзаголовок «Одиночество». Сам же концерт шел в обрамлении звуков дождя, льющегося бордового задника, большого количества мебели и высвечивавшихся перед каждым номером определений типа «Соблазн», «Ревность», «Не флирт». Весь этот самодеятельный антураж можно было бы забыть, если бы он окружал хореографию. Но окружал он зарисовки киевской постановщицы Татьяны Островерх, которая демонстрировала фактуру танцовщика Смекалова, позволяя ему страдальчески выгибаться в наиболее эффектных ракурсах, наивную мультяшную пластику Анастасии Кадрулевой, вульгарные цыганские страсти неумелого хореографа и отчаянно смелой танцовщицы Елены Кузьминой, опусы самого Смекалова — дайджесты постановок Бориса Эйфмана. В этом мельканье бессмысленно вскидываемых ног и порхающих рук потерялись несколько гроссмейстерских номеров. Их спокойное мастерство, леденяще виртуозное у Дуайта Родена, причудливое у Пола Нортона, инструментально ясное у Юрия Посохова, было лишено той пугающей истовости, которая у большинства русских танцовщиков до сих пор ассоциируется с «душой исполненным полетом». Чистый мастер В балетном мире Алексидзе знают как создателя утонченных миниатюр. Когда в советском балете царил эпический стиль, он работал в камерном жанре, за что получил звание «наш Баланчин». |