 Музыкальная критикаПроснулась и улетелаТалант балерины Людмилы Коноваловой расцвел в рискованной обстановкеВедомости / Вторник 07 августа 2007 «Спящая красавица», которой открыл сезон театр «Русский балет», ничем не выделялась бы из той халтуры, которой в изобилии снабжает интуриста Летний фестиваль балета в «Новой опере», если бы в этом спектакле не пробудилась принцесса Аврора, каких мало в современном мире, — Людмила Коновалова.Летний фестиваль балета, уже не первый год оккупирующий центральные театральные сцены Москвы, относится к тем мероприятиям, от которых надо бы строго воздерживаться тем зрителям, кто до этого не видел настоящего балета в настоящих театрах. В течение всех летних месяцев тут по дешевке распродается слава русского балета: несколько лет назад группа предприимчивых молодых людей пересадила на столичную почву питерское ноу-хау — белые лебединые пачки помножили на автобусы интуристов. Заграничный пенсионер, днем пробегающий марафон Кремль — Арбат — Тверская, к вечеру уже не в силах вычислить, что за те же 700 руб., что он отдает здесь за лавку на галерке, он может наблюдать русский балет в мягком кресле у себя дома в Лондоне, Нью-Йорке или Пекине. Но в Москве под этим прославленным брендом туристу впаривают безвестные третьесортные компании, на афише же непременно значится имя, претендующее на хорошую родословную, обозначающуюся кодовыми словами «русский», «национальный», «имперский». Дают «Спящую красавицу» (или «Лебединое озеро», или «Щелкунчик»), и в ней есть принцесса Аврора и принц Дезире, вальс цветов и даже прилагающиеся к нему корзиночки и гирлянды — все, как и положено у Петипа, имя которого стоит и на постановке «Спящей» в Большом. Вот только тот самый вальс на спектакле в «Новой опере» исполняют не 64 человека, а 16, золото версальских покоев уценено до горчичных оттенков, а олицетворяющая красоту жизни и вечный свет добра Фея Сирени проносится в прыжках, как тяжелый бомбардировщик на бреющем полете. Публика, устало свалившаяся в кресла после туристического дня, реагировала вяло и никак не хотела зажигаться — ни на звуки Чайковского (под руками дирижера Олега Белунцова в его музыке не осталось никаких томлений — только всепобеждающий грохот меди), ни на дефиле придворных в пудреных париках, ни на танцы сборной фей, ни на первое появление Авроры, игриво прыгающей через лестницу в россыпи мелких прыжочков. Однако именно принцессе удалось отыграть этот, казалось, потерянный вечер у вечности. Не совсем уверенно выстояв на ногах в первом выходе и несколько напряженно исполнив церемониал встречи с королевствующими родителями, Людмила Коновалова преобразилась с первыми звуками адажио с кавалерами. С каждым pas, с каждым литым аттитюдом, упругим, уходящим стрелой вверх невероятно высоким девелоппе и даже коварной обводкой в руках беспомощных партнеров-женихов балерина обретала уверенность в расцветающей силе своего мастерства. И во время этого бесконечно тягучего и торжественного, как александрийский стих, адажио зал, до этого будто скованный летаргией, вдруг ожил. За спиной балерины рябила версальская перспектива, рядом знаменами трепыхались дворцовые колонны, но танец самого высокого академического чекана поднимал выше этих несуразиц. За пять лет, проведенных в «Русском балете», Коновалова успела перетанцевать практически весь главный русский репертуар: «Лебединое озеро», «Жизель», «Щелкунчика», «Дон Кихота», Фею Сирени в той же «Спящей». Но практически везде оставалась школьницей-отличницей, с таким перфекционизмом относившейся к поэзии классики, что оставляла от Одиллии непревзойденные по красоте двойные туры, от Одетты — феноменальные линии адажио, от Китри — стремительное и смелое фуэте, от Жизели — гравюрность позировок. Спящая красавица оказалась тем образом, в котором ей удалось соединить предыдущие достижения и при этом одушевить их собственной неповторимой интонацией. Современная ситуация уже приучила к тому, что роль принцессы Авроры чаще всего отдана на откуп балеринам-инженю, кружевным куколкам, за детским обаянием которых остаются необъяснимы те взлеты духа, которыми одарили героиню Чайковский и Петипа. Коновалова же, не впадая в прелестную манерность, на своем дебюте вернула ей спокойствие духа и внутреннее изящество, благодаря чему акценты в спектакле сами собой уравновесились так, что вершиной его стало финальное свадебное па-де-де, требующее от балерины ясности и надмирной торжественности. Они возникли благодаря помощи варяга — достойный принц Дезире в лице Ивана Попова прибыл из Венской оперы. Подчеркнуто уходя в тень партнерши, он вместе с тем легко провел ее через плетения сложнейших поддержек и продемонстрировал подлинные «принцевые» экстерьер и манеру мариинской выучки. Гармония этого дуэта оправдывала ту пытку балетом, в которую превращаются спектакли Летнего фестиваля, будто созданные для того, чтобы выработать иммунитет против самого жанра. Жаль лишь, что на московском балетном небосклоне этот дуэт засветился позже, чем взошел в Европе, — свою вторую «Спящую красавицу» Коновалова и Попов станцуют уже в Римской опере, куда их пригласила легендарная Карла Фраччи, сама пожелавшая выйти в их спектакле Феей Карабос. И балерина, еще несколько месяцев назад танцевавшая в Кузьминках, в Италии будет представлять Берлинский государственный балет, куда ее пригласил Владимир Малахов. |