 Музыкальная критикаДуша иного мираДиана Вишнева станцевала одиночествоВедомости / Пятница 06 октября 2006 Знаменитая гастролерка исполнила в Большом театре одну из своих лучших партий — Жизель — и развеяла миф о себе как о самой московской из петербургских балерин.Сегодня, когда Диана Вишнева отметила 10-летие творческой деятельности, уже мало кто помнит, что во времена восхода ученицы-балерины о ней говорили как о феномене, которому нет достойного применения в России: ее искрометные ноги казались созданными для балетов Джорджа Баланчина и других западных неоклассиков, но мало кому приходило в голову, что экспрессивный стиль и темперамент Вишневой можно совместить со «Спящей красавицей», «Лебединым озером» или «Баядеркой». До сих пор каждый ее выход в этих спектаклях в родном для балерины Мариинском театре воспринимается как потрясение основ. Жизель оказалась первой ролью, с которой Вишнева начала завоевание русских балетов XIX в. Как и следовало ожидать, от элегической печали оригинала она не оставила и следа — не случайно после дебюта все в один голос предлагали балерине переключить внимание на «Жизель» Матса Эка, поместившего героиню в современную психушку. Но Вишнева нашла взаимопонимание с каноническим балетом романтизма: ее крестьянка стала девой с душой редкой птицы, сломать крылья которой невозможно даже в загробном мире. Вишнева — не единственная в мире балерина, способная найти собственный подход к хрестоматийному образу. Но чудо ее искусства в том, что даже в найденном рисунке она каждый раз проживает роль заново, заставляя остро чувствовать неповторимость мгновений своей жизни на сцене. Выходя в Большом театре, Вишнева использовала в первом действии вместо привычного бело-голубого костюма бело-кирпичный, благодаря которому будто стала частью пронзительно-печальной осенней сценографии Симона Вирсаладзе. Но в «Жизели», как ни в одном другом балете, Вишнева зависит от партнера. Александр Волчков, выданный ей в Альберты в Большом, оказал балерине достойную техническую поддержку, но не смог составить с ней настоящего дуэта — такого, какой складывался у нее в «Жизели» с Владимиром Малаховым или Андрианом Фадеевым. Она осталась одинокой, чуждой миру героиней. И спектакль получился не об утрате неверного возлюбленного, а об одиночестве и спасении собственной души: дело в том, что диалог у этой Жизели сложился не с Альбертом, а с повелительницей загробного мира Миртой — в этой партии выступила Мария Александрова. Противостояние двух балерин обнажило не только одну из тем вечного балета, но и продемонстрировало совершенно разные системные подходы. Александрова, пожалуй, лучшая Мирта современной отечественной сцены, не разменивается на детали: образ властной виллисы, не знающей жалости и сострадания, рождается благодаря самому танцу, которому балерина отдается как природной стихии. Того, что делает Вишнева, не может себе позволить ни одна московская звезда — ни прошлого, ни настоящего: петербургская школа не позволяет усомниться в абсолютном владении академическими канонами, и балерина не боится сминать, а где-то и трансформировать детали хореографического текста — ради того, чтобы разрушить театр игрушечных жестов и чувств. И только безупречная точность и соразмерность целого позволяет заподозрить, что эта гармония устроена так же сложно, как, к примеру, компьютерная программа или кровеносная система человека. |