 Музыкальная критикаНастоящий балетНоймайер, Бежар и молодежь в премьерах парижской ОперыВедомости / Четверг 20 июля 2006 ПАРИЖ — Позволить себе выпустить три премьеры за месяц может только одна балетная труппа в мире — парижской Оперы. Летом роскошь классического балета на сцене Opera Garnier демонстрирует «Дама с камелиями» Джона Ноймайера, за революции отвечает Морис Бежар, которому отдана Opera Bastille. Без отрыва от участия в постановках грандов молодежь театра подбирает для балета новые слова — в Амфитеатре Opera Bastille показывают программу «Танцовщики Оперы — хореографы».Попасть на любой спектакль Opera National de Paris — событие для балетомана. Старейшая балетная труппа в мире, в которой солировал еще Людовик XVI, несет в себе не только усталость, но также воодушевление и опыт столетий. Однако уникальный эксперимент для зрителя — увидеть, как она одновременно выдерживает версальскую стройность классических шеренг и эпатирующие эксперименты современников: Рудольф Нуреев, правивший здесь в 1980-х, вернул этой танцующей пирамиде Хеопса энергию и уникальное любопытство к окружающей жизни. Ноймайер и Бежар теоретически существуют в одной весовой категории обитателей истории балета второй половины прошлого века. Но трудно найти хореографов, которые бы столь по-разному использовали общий язык. Бежар первым начал расшифровывать балетные египетские иероглифы для посетителей стадионов: чтобы понять буйство природных сил в его «Болеро» или «Весне священной», умения отличить арабеск от аттитюда не требуется. Ноймайера, хотя он тоже отказался от рафинированной условности старого балета, особенно ценят те, кто любит в искусстве игру параллелей и перпендикуляров. Осваивать оба диалекта Opera National de Paris начала давно: в коллекции труппы есть и копии знаковых шедевров обоих хореографов, и оригинальные постановки, сделанные по ее заказу. «Дама с камелиями» далеко не первый балет в опус-листе Ноймайера, но именно с нее в 1978 г. началась мировая слава немецкого хореографа. В «Даме» не было радикализма и оригинальности «Сна в летнюю ночь», «Гамлета» или его авторской версии «Лебединого озера». Зато в этом спектакле соединились популярный сюжет, широко известный по опере «Травиата», мелодичная музыка Шопена, роскошные исторические костюмы и декорации и изобилие танцев, которые даже непривычный глаз легко признает красивыми. Этого оказалось достаточно, чтобы «Дама с камелиями» стала самым желанным сочинением Ноймайера. Тем не менее в репертуар Opera National de Paris «Дама с камелиями» попала впервые — до этого руководители труппы предпочитали более художественно весомые произведения хореографа. Но этот балет, переполненный почти натуральными слезами, стонами и чахоточным кашлем, как никакой другой, несет в себе настоящий парижский дух. И на его воскрешение Опера направила всю свою невероятную энергию. Виньетки многочисленных танцев, в которые пускаются толпы артистов, утомляющих изобилием мимических объяснений, отрепетированы с такой тщательностью, какую у нас, вероятно, можно увидеть только при запуске космического корабля. Ноймайер в несвойственном для себя стиле нафаршировал этот балет садистски сложными комбинациями, и все же ни одна шестеренка не дает сбоя. Но в этом высокотехнологичном механизме не остается места той нежной сентиментальности, которую отлично умеют воспроизводить немецкие танцовщики. Лишь Клермари Оста (Маргарита) и Матье Ганьо (Арман), не способные гарантировать технической надежности и потому уступившие место в первом составе маститым Орели Дюпон и Манюэлю Легри, позволяют узнать в этом спектакле ноймайеровскую «Даму с камелиями» — они превращают весь балет в адажио взглядов, вздохов и слез. Упрекнуть танцовщиков Opera National de Paris в стилистической глухоте тем не менее не повернется язык — достаточно увидеть три балета Мориса Бежара, чтобы понять: просто эти артисты заточены под хореографию, требующую и силы, и гибкости профессионального аппарата и нервной системы. Их тела, выносливые, пружинные и исключительно мобильные, сами способны стать формой спектакля. Восхищение этим талантом, вероятно, и заставило Мориса Бежара реанимировать свой старый балет «Вариации для двери и вздоха» (1965). В нем блеск фантазии молодого хореографа соревнуется с оригинальными пластическими возможностями пяти танцовщиков и двух танцовщиц, то соединяющихся в ансамблях, то исполняющих соло, дуэты, трио, квартеты. В позднем «Чудесном мандарине» (1992) возможности исполнителей затмевают находки хореографа. Балет запоминается как спектакль Лорана Илера — одной из последних этуалей эпохи Нуреева, с которым никто из молодежи до сих пор не может соперничать в выразительности танца. Легендарное «Болеро», безусловный шедевр Бежара, логично завершает программу вечера. Правда, в исполнении Николя Ле Риша оно не столь эффектно, как того ждешь после записей Плисецкой, Хорхе Донна или Сильвии Гиллем. Как ни удивительно, после этого поражает вечер «Танцовщики Оперы — хореографы». Из 10 участников этого проекта, длящегося три часа, скорее всего, мало кто внесет новое слово в искусство хореографии (пожалуй, больше всего шансов у Мартина Шекса, поставившего балет «Апология пары, пробуждение») — в этих опусах больше ощущений, чем мыслей, подражаний, нежели потребности высказаться. Но они вымуштрованы ежедневным сотрудничеством с хореографами. Что важно, не только с лучшими хореографами, но с живыми хореографами. И хотя эти тела поражают больше, чем их сознание, даже дебютанты демонстрируют такой уровень взаимодействия с хореографией, которого у нас не дождаться, просмотрев целый конкурс профессиональных хореографов. И пока российские балетные труппы будут продолжать клонировать «Лебединые озера» с «Ромео и Джульеттами», балетоманам придется ездить в Париж, чтобы не забыть, как выглядит настоящий балет. |