 Музыкальная критикаНе стой под стрелойЭротизм Эйфмана травмоопасенВедомости / Среда 01 марта 2006 Борис Эйфман показал в московском Театре оперетты две новые серии своего бесконечного балета о корчах души творца под воздействием черного непонимания толпы. «Анна Каренина», выдвинутая на «Золотую маску», и «Мусагет», приуроченный к 100-летию создателя американского балета Джорджа Баланчина, демонстрируют удивительную творческую стабильность петербургского хореографа.Эквивалентом духовных судорог у Эйфмана непременно являются страдания физиологические. Его главными героями в разных сериях уже были Чайковский, братья Карамазовы, балерина Ольга Спесивцева, Мольер, император Павел I и другие. Чтобы добиться «психоэротического осмысления личности» Анны Карениной, хореограф сочинил балет о любовном треугольнике главных героев. Импозантный, но немолодой Каренин очевидно уступает юному Вронскому в гибкости спины, легкости ног и силе прыжков (в исполнении многолетнего премьера труппы Альберта Галичанина и молодого красавца в кудрях Юрия Смекалова конфликт выглядит особенно убедительно). Поэтому Анна (Мария Абашова номинирована на «Золотую маску» за лучшую женскую роль) смело растягивается в шпагат вниз головой и выгибается дугой на высоте поднятых рук партнера в дуэтах с Вронским. Каренину остаются «гробики», в которые Анна укладывается у его стоп. Хореографические подробности адюльтера Эйфман множит в двух десятках сцен, которые сопровождаются нарезкой самого патетического Чайковского. Эпизоды перебиваются многозначительными паузами: декорации, воспроизводящие черненое золото петербургских дворцов (художник Зиновий Марголин), исчезают, а один из героев застывает на пустой сцене в луче света. Особенно эффектен финал: двигающийся поезд поручено изображать кордебалету, а упавшую с металлоконструкции Анну тут же вывозят на тележке вперед ногами. Главного героя балета «Мусагет», поставленного в честь Джорджа Баланчина по заказу New York City Ballet, Эйфман поселил в той же клинике, где обитают все его персонажи: Баланчина не спасли ни редкое душевное здоровье, ни ясность ума и спокойствие духа, которые он сохранил до конца дней. У Эйфмана старый и немощный хореограф (Юрий Ананян), которого санитар возит в инвалидной коляске, предается воспоминаниям о былом. Оставаясь в одиночестве в луче света, он вскакивает с кресла — и сразу оказывается в кордебалете девушек. Под музыку Баха (один из любимых композиторов Баланчина) дает класс и кокетничает с ученицами. Чтобы параллели и перпендикуляры выстроились даже в голове неофита, в собственные комбинации Эйфман встраивает дословное воспроизведение фрагмента из самого знаменитого балета своего героя — «Аполлона Мусагета», в котором, разумеется, в роли водителя муз у него выступает Баланчин. Правда, аранжировки Эйфмана похожи на баланчинские ансамбли примерно так же, как прописи первоклашки — на летящий пушкинский почерк. Откуда при этом под ноги герою падает очередная партнерша, непонятно, зато это дает возможность поставить новый дуэт, страстность которых Эйфман определяет их травмоопасностью. В «Мусагете» они не менее рискованны, чем в «Анне Карениной». Вершину изобретательности проявил хореограф в последнем дуэте, символизирующем отношения Баланчина и его последней звезды — Сьюзан Фаррелл (Мария Абашова). Высоте этих отношений могло соответствовать только акробатическое па-де-де на станке, в финале которого герой так и не добирается до своего инвалидного кресла — под звуки гортанной грузинской песни (намек для тех, кто не знает о грузинском происхождении Баланчина) он умирает на обломке станка. Вероятно, Борис Эйфман сам мечтает о таком финале. |