 Музыкальная критикаИспанский выходМайя Плисецкая станцевала фламенкоВедомости / Вторник 22 ноября 2005 Гала «Дон Кихот» завершил фестиваль в честь Майи Плисецкой, который шел в Москве всю неделю. Для него был арендован Кремлевский дворец: Большой театр, где прошла жизнь балерины, закрыт на реконструкцию — доски сцены, на которой были одержаны ее главные победы, оказались не вечны. Неизменен лишь триумф Плисецкой.Стремясь избежать обычной для Кремля Ходынки, на этот раз организаторы юбилейного вечера решили ограничиться продажей билетов только в партер — он и без того вмещает в два раза больше зрителей, чем весь Большой театр. Но через несколько дней вынуждены были выпустить в продажу амфитеатр, а потом и балкон. И этот забитый под завязку шеститысячный зал, сначала проветренный и политый дождем под стенами дворца, а потом выдержавший часовую задержку концерта, в полночь кричал, как футбольный стадион, требуя от Плисецкой повторения танца на бис. Как она добивается этого, рассказать невозможно. Входит в луч света — и все, включая труппу Большого с полным набором звезд мирового балета, оказываются просто зрителями, у которых кружит голову от одного движения бесконечно гибкой руки. Действо было поставлено Алексеем Ратманским и Дмитрием Черняковым — самыми молодыми и остроумными творцами современного музыкального театра, которые и придумали вместо официозно-гламурного торжества балетный пир на весь мир. Самую московскую балерину мира они предложили чествовать в самом московском балете — «Дон Кихоте». Когда-то именно прыжковая вставная вариация в «Дон Кихоте» вызвала в Москве первую эпидемию острой любви к Плисецкой. Да и вообще этот рыхлый, громоздкий, нашпигованный вставными номерами балет способен адаптироваться под любые вкусы, щедро давая возможность каждому блеснуть с лучшей стороны. И на этот раз «Дон Кихот» мирно соединил представителей русской, французской, датской, английской, кубинской балетных школ — ведь Плисецкая умела ценить соперников. Цепочка московских балерин пунктиром обозначила разнообразие репертуара юбилярши: ради этого вечера были выучены забытые вариации из «Вальпургиевой ночи», «Конька-Горбунка», «Шурале», «Бахчисарайского фонтана» и «Лауренсии». Первенство в негласном соревновании нынешних солисток осталось за Марией Александровой, чей мощный, покоряющий пространство прыжок и победительная манера (в «Лауренсии») напомнили «полет без приземленья» самой Плисецкой. Она же стала центром первой картины «Дон Кихота», в которой партию Китри и Базиля разделили солисты из Москвы, Гаваны и Лондона. Международная команда показала себя звездами не только по статусу. Сойдясь сначала в «Таверне», а потом «Во дворце», они были явлены в знаковом для своих школ репертуаре. Юная Полина Семионова, из москвички превратившаяся в солистку Берлинского балета, выросла в разностороннюю балерину, которая способна демонстрировать драматизм даже в посредственном дуэте из балета Уве Шольца Lindentraum. Диана Вишнева с Игорем Колбом из Мариинского театра даже в медитативный дуэт из «Бхакти» Бежара вложили русскую страсть. Румынка Алина Кожокару и датчанин Йохан Кобборг, соединившиеся в Королевском балете Великобритании, разрушили представления об английской чопорности в дуэте из «Манон» Макмиллана, лишив его обычной затянутости и занудности. Николай Цискаридзе в вариации из «Баядерки» поборолся с безразмерным пространством Кремля. Культовая француженка Аньес Летестю (при слабой поддержке Карла Пакетта) в па-де-де «Эсмеральда» с королевским достоинством олицетворяла стиль и блеск классического балета. Но, кроме того, по воле Ратманского и Чернякова Дон Кихот вместо дриад обнаружил в волшебном лесу настоящих шаолиньских монахов. Они сохраняли равновесие на одном локте, прыгали сальто, отталкиваясь от земли одной головой, завязывались узлом и ломали металлические шесты о спины. Вместо цыганского табора на сцене оказалась танцевальная группа Ансамбля имени Александрова, от мирных залихватских коленец резво перешедшая к сабельному бою. А отечественные исполнители брейка — группа Da Boogie оттеснила в глубь сцены прославленный кордебалет Большого в их фирменной сцене на площади Барселоны. Классики в честь юбилярши взвинтили темп Сегидильи чуть ли не вдвое (дирижер — Павел Клиничев) и демонстрировали темперамент и заинтересованность почти такие же, как кордебалетная толпа на знаменитых фотографиях самой Плисецкой. Звезда фламенко Хоакин Кортес, пытаясь довести зал до кипения, рассыпался в бешеной чечетке. Плисецкая, всегда говорившая о том, что ощущает в себе родство с Испанией, вышла ему навстречу. В красивом новом наряде от Кардена она только выгнула по-испански руки — и зал встал. В платье огромной «парусности» она двигалась очень медленно. В этом танце ноги почти не участвовали, руки плели невероятно замысловатый узор, а глаза исполняли отдельный танец взглядов. Но в этой импровизации, которой не было в программе, была сосредоточена энергия мира. И ее хватило, чтобы зал затих еще на два часа, а потом заставил Плисецкую станцевать на бис. |