 Музыкальная критикаСистема координатНидерландский балет показал неоклассику Ханса ван МаненаВедомости / Пятница 22 октября 2004 В программе московского международного фестиваля Grand Pas Национальный балет Нидерландов втиснулся между радикальной современной хореографией английской Random Dance Company и афроамериканским джаз-шоу Complexions. В Москве голландцы продемонстрировали свое лицо — неоклассический стиль Ханса ван Манена, которому следовали и показанные на тех же гастролях спектакли его последователей.Как и все коллеги по классическому цеху, Национальный балет Нидерландов имеет в активе джентльменский набор из «Жизели», «Спящей красавицы» и «Лебединого озера», под Рождество крутит бесконечные «Щелкунчики» и собирает танцовщиков со всех концов света. У труппы с историей всего в несколько десятилетий нет шансов попасть в элитную компанию Opera de Paris, Королевского балета Великобритании, Большого и Мариинского театров. Но Национальный балет Нидерландов обосновался в кругу самых стабильных классических компаний Европы. Обрести свой стиль амбициозной труппе когда-то помог хореограф Ханс ван Манен. Приняв за образец спектакли великих американских неоклассиков, он в бесчисленных количествах создавал внятные, компактные и очаровательные опусы под Моцарта, Бетховена, Шумана, Мендельсона. Быстро завоевав популярность в Европе, ван Манен определил облик Национального балета Нидерландов. Тридцать лет спустя балеты ван Манена — такой же символ Нидерландов, как тюльпаны и Вермеер. Поэтому в Москву привезли именно их. Adagio Hammerklavier (на музыку из бетховенской сонаты) 1973 г. — концентрат стиля ван Манена. На сцене никаких декораций, только сукна и спускающийся с колосников голубой тюль, вынесенный в зрительный зал рояль и три пары танцовщиков — голубые тюники на женщинах и белые лосины на мужчинах. Общие адажио сменяются дуэтами и вновь возвращаются к общему кружению. Эта форма романтического балета оказалась оптимальна и превратилась за несколько десятилетий в формулу. Но мало кому кроме ван Манена и его заокеанского предшественника Джерома Роббинса удалось сохранить баланс чувственности и простоты. Текст Adagio Hammerklavier настолько прост, что его нельзя даже демонстрировать на экзамене в хореографическом училище. Однако воспроизвести его не менее сложно, чем выдать стандартный комплект трюков. Выпускница Вагановской академии Лариса Лежнина и Наталья Гофман, экс-солистка Пермского театра (тогда она выступала под фамилией Ситникова), не первый год осваивают балеты ван Манена. Благодаря им Adagio Hammerklavier стало наглядной декларацией того, как выигрывает хореография от скрещения стилей. Стиль ван Манена слишком нежен для вторжения актерской индивидуальности, которой, как непременного условия, требует русский классический балет. Однако благодаря русским балеринам, непроизвольно добавляющим массу хореографических нюансов, он обретает неожиданную плотность и интенсивность. Три других спектакля, показанных в Москве, — это новинки Национального балета Нидерландов: адажио из балета «Голос» Кшиштофа Пастора, «Серая зона» Дэвида Доусона и «Пульчинелла» арт-директора компании Теда Брандсена. Все они в большей или меньшей мере сделаны по рецепту ван Манена: тот же язык неоклассики, минимум сюжета, простота декораций и костюмов, ограниченное количество исполнителей. Но только один из хореографов — Дэвид Доусон — смог найти в этой схеме себя. Он тоже не возводит интерьеров, не рассказывает историй и не тратит сил на изобретение нового языка — просто соединяет движения. Из них за 20 минут рождается ломкий, жесткий и при этом невероятно хрупкий мир, одновременно напоминающий и брутального Форсайта — немецкого властителя балетных дум, и ван Манена, который стал для нидерландского балета тем же, чем для нас несколько десятилетий оставался Григорович: его творчество — это система координат, в которой существует любой воспитанный в стране хореограф. В пределах Нидерландов неброский талант ван Манена оказался достаточно масштабным. |