 Музыкальная критикаСтоличный бенефисВишневой и РузиматоваВедомости / Пятница 09 ноября 2001 На следующий день после московской премьеры «Спящей красавицы» 1890 г. рождения успех Мариинского театра призваны были закрепить абсолютная победительница четырехчасового марафона Диана Вишнева и Фарух Рузиматов — их совместный бенефис состоялся на сцене Театра эстрады. Подобный ритм работы, до сих пор обескураживающий столицу, во многом и обеспечил стремительный подъем петербургской труппы в последние годы. Для подкрепления сил были вызваны лишь несколько танцовщиков Мариинки и камерный оркестр «Эрмитаж» во главе с гобоистом Алексеем Уткиным. Гораздо более усталой, чем танцовщики, оказалась публика — зал Театра эстрады заполнился в лучшем случае наполовину. В партере обосновались присяжные балетные обозреватели, танцовщики-профессионалы и особо стойкие балетоманы. Но любовь к Вишневой и Рузиматову испытывали особо изощренным способом: половину концерта, который почти догнал по длительности «Спящую красавицу», вместо привычного Минкуса им пришлось слушать Генделя, Гайдна и Бриттена в далеком от совершенства исполнении. Наталья Сологуб, придавшая динамичному «Среднему дуэту» Алексея Ратманского неуместную неврастеничность, и Елена Шешина с Романом Михалевым, разухабисто разделавшиеся с па-де-де из «Дон Кихота», добровольно взяли на себя роль антуража при звездах. Звезды танцевали в собственный бенефис немного: перечень общих мест из популярной неоклассики под названием «Смысл воспоминаний» в постановке бывшего танцовщика Мариинки, а ныне американца Николая Кабаняева, дуэт из некогда революционного и хитового «Бакти» Мориса Бежара и одноактный балет Ролана Пети полувековой выдержки «Юноша и Смерть». Танцевали блестяще. Весь ворох восторженных эпитетов, насмерть приклеившихся к Диане и Фаруху, был уместен и в этот вечер: там присутствовали и «пластичность барса», и «страстный темперамент», и «лукавое кокетство», и «веселое изящество». К счастью, бенефис этим не ограничился. Вишнева впервые станцевала в Москве адажио из балета «Манон». За главную партию в нем год назад она была выдвинута за соискание «Золотой маски», но тогда спектакль до Москвы не доехал, и Диане вручили премию за ее привычную безоглядную радость и сумасшедшую энергию в баланчинских «Рубинах». Но «Манон» представила совсем иную Вишневу — в этой роли она впервые отказалась танцевать саму себя. Единственное адажио, показанное в Москве, оказалось моноспектаклем Дианы. Она оставила за скобками неловкого в белом обтягивающем трико тяжеловесного Илью Кузнецова — де Грие и впервые в русской балетной традиции лишила Манон рефлексий Татьяны Лариной на тему «я другому отдана и буду век ему верна». В 10-минутном каскаде поддержек, объятий и арабесков она прожила бурную, бесшабашную, обаятельную и трогательную историю, растворив антураж XVIII в. в смелом любовном экстазе XХ и позволив москвичам заочно поверить в свои преображения в Жизель и Никию. |