Тексты | Авторы | Издания | Спектакли | Ассоциация |

московский наблюдатель / Воскресенье 01 августа 1993

На пустой чёрной сцене — маленькая светлая комната. Окна открыты. Ветер играет занавесками. Вместе с ветром в комнату врывается шум карнавальной толпы, и кажется, сюда вот-вот начнут долетать искры фейерверка, лепестки цветов, обрывки серпантина. Точно так у Блока в “Венеции”:

И некий ветр сквозь бархат чёрный

О жизни будущей поёт.

Один за другим в комнату входят красивые молодые люди. На них изысканные костюмы, они изящно двигаются, лица сильно припудрены и необычно раскрашены. Между героями завязываются забавные и безответственные отношения. Интрига проста, беззлобна. Финальное счастье трёх пар, решивших пожениться, украшено общим танцем.

Во втором томе своих “Мемуаров" Гольдони пишет: “Последней пьесой, поставленной в Венеции перед моим отъездом, была “Una dell ultime sere di car- navale”. В этой аллегорической комедии на венецианском наречии я прощался с моей родиной.

Дзамариа, мануфактурщик, устраивает пир своим товарищам и приглашает на него художника Андзолетто, поставляющего ему рисунки для тканей. Под видом мануфактурщиков я изобразил труппу актёров, а в лице художника — самого себя".

В спектакле Пушкинского театра “Один из последних вечеров карнавала” нет и намёка на предполагавшийся автором аллегоризм пьесы. Соотношение театральной условности и правдоподобия — один к одному. На сцене сталкиваются — но совсем негромко, без непримиримых противоречий и психологических травм — в меру индивидуализированные характеры. Острый рисунок ролей не сбивает актёров ни в натурализм, ни в гротеск. Двенадцать персонажей Гольдони образуют живописную группу, при этом каждый из них по-своему придуман постановщиком и молодыми исполнителями. Они молоды не только по возрасту, но и в смысле профессионального опыта. Здесь играют недавние студенты — выпускники Школы-студии МХАТ, ученики главного режиссёра Пушкинского театра Юрия Ерёмина и режиссёра-постановщика спектакля Вячеслава Долгачёва. Поэтому, как и полагается в дипломном спектакле, у каждого из них — яркая, отчётливая линия роли, “выходные” номера, с которыми они справляются энергично и умело. Во всякую минуту сценического действия чувствуется их желание доказать свои способности, желание проявить себя.

Спектакль В.Долгачёва должен нравиться зрителю, равнодушному к изощрённым выкрутасам постмодернизма, зрителю , успевшему не только забыть примитивный соцреализм, но и объесться чернушной “игрой в жмурики”.

Выбор пьесы Гольдони, совершившего “буржуазную реформу театра”, которая породила “человеческое искусство во всё более человечном, справедливом и сплочённом мире” (Дж.Стрелер), примечателен. Новому буржуазному зрителю во все времена нужен театр гармоничный и гуманный. Красивый театр. А этот театр — именно такой.

Художник Мария Данилова вернула к жизни тот тип сценографии, о котором мы и вспоминать перестали.

Простое и изящное решение несёт в себе отзвук мирискуснической манеры. Комната, в которой происходит действие, как будто лёгкий светлый корабль с парусами-занавесками, колышется на венецианских водах. Пространство чуть искривлено, воздух на сцене обладает какой- то иной плотностью. Эта призрачность лишь оттеняет историческую достоверность костюмов — красоту плащей и туфель, причёсок и юбок, чулок и накидок. Нет ничего общего с частой для гольдониевских постановок грубой приблизительностью. В таких настоящих и в то же время острохарактерных костюмах исполнители не могут быть развязны и небрежны. Всё это относится и к гриму. Грим не даёт забыть о карнавале. Он — не маска. Не скрывает эмоции и не огрубляет героев, но обостряет характерность. Мимика становится особенно выразитель-ной, жесты — ещё более отточенными, позы — ещё более изощрёнными.

Есть, правда, в этом ясном спектакле одна загадка, решение которой объясняет внутреннюю задачу его авторов-режиссёров. Гольдони, покидая нежно любимую им Венецию, уезжал в Париж. Туда же он отправляет и своего героя. В нынешнем же московском спектакле художник Андзолетто уезжает вместе со своей возлюбленной, её отцом и вышивальщицей-француженкой мадам Гатто не куда-нибудь, а в Московию.

От одного только слова “Московия” венецианский ветерок становится обжигающе прохладным, а изысканные костюмы и манеры выглядят особенно хрупкими и вычурными. Изменив маршрут героев, авторы спектакля заставили особенно внимательно слушать слова молодого Андзолетто '."Чтобы создать что-то новое, мало соединить московскую манеру с итальянским стилем. Нужно понять вкус и того и другого народа. Это не так просто, но вполне возможно!”.

"Московская манера”, видимо, заключается в том способе игры, которому учили исполнителей их мастера в Школе-студии МХАТ. Под “итальянским же стилем” подразумевается не только исторический колорит, созданный благодаря художнику М.Даниловой, но и некоторые популярные мотивы итальянского искусства XX века, связанные с именами Феллини и Стрелера. Их можно увидеть, “прочесть" в спектакле. Но — если бы молодость знала... — всё новое в “Одном из последних вечеров карнавала" — это хорошо забытое старое русской театральной культуры.