 Музыкальная критика"Карнавал жизни" в БольшомПремьера в Большом театреКоммерсантЪ / Суббота 17 июля 1993 Начнем, как начинали старые балетные рецензии.
Только что был в Большом театре. Генеральная репетиция. "Фантазия на тему Казановы". Михаил Лавровский в качестве createur. Бедный Казанова, бедный Феллини! Зачем "преодолевать безбрежный бумажный океан Мемуаров"? Зачем комплексовать по поводу "пластической и изобразительной обескровленности, обыгранности и обсосанности со всех сторон ХVIII века"? К чему испытывать неприятное ощущение "какого-то головокружения, какого-то предчувствия от совершенной ошибки"? -- Глупости. Оставим это Феллини. Все гораздо проще. Сезон провален? -- предложим под занавес "премьеру". Что-нибудь поострее, поактуальнее. К примеру, "Казанова". Для начала подвесим на сцене Люстру (кого оставят в покое бродвейские лавры "Оперного фантома"). Не ту люстру, что в зале -- это слишком дорогостоящее предприятие, к тому же театр в аварийном состоянии -- некую Всеобщую Люстру с хитрым намеком на "Всеобщий карнавал жизни, карнавал людей и масок, за которыми скрывается их подлинное лицо". Музыка? -- нет проблем. Откроем учебник основ музыкальной литературы: конечно Моцарт (век-то ХVIII!): Маленькая Ночная серенада, "рондо a la Turca" из Сонаты ля мажор (К.331) -- пианистка в оркестре старается, загоняя темпы, как на отчетном концерте в музыкальной школе; для кульминационной сцены "про философию" -- немного "абсолютной музыки" -- Анданте из Двадцать первого фортепианного концерта до мажор. Конечно, Реквием для патетического Финала (зачем хор -- он распущен на летние каникулы -- когда в театре, слава богу, есть орган). Хорошенько взболтаем все и предложим попробовать. Не нравится? "Хотите слушать музыку? -- идите в концертный зал; я предлагаю музыкальный спектакль."
Дальше. Часть хореографическая. Здесь сложнее. Что может труппа кроме "классики" -- ничего? Не беда. Разыгрываем то, что "принято называть Классическим балетом, возникшим еще в ХVII веке, развившимся в эпоху Романтизма, завещанным гением Мариуса Ивановича Петипа и его сподвижников и разрабатывающим сюжеты сказочные, исторические, бытовые и аллегорические в двойственной форме танца, связанного с пантомимой" (минус пантомима -- так уж в этом театре заведено), -- цитируем А. Я. Левинсона, так как не знаем, что сказать.
Это шутка. Теперь серьезно. К части хореографической добавить нечего, кроме того, что отсутствие т. н. "концепции" -- и не просто концепции очередного балетного изложения литературного источника, но шире -- диктующего правила игры с сюжетом, пластически отрефлектированного отношения-дистанции к феномену "классический балетный спектакль", дважды завершенному во времени Мариусом Петипа и Джорджем Баланчиным, являющим собой не азбуку, не набор слов, но свод синтаксических правил, блистательный сборник художественных текстов, -- есть трагический (врожденный?) интеллектуальный изъян всей, пожалуй, советской хореографической продукции. Так и плаваем в мутном коллоидном растворе танцевальной лексики: "классика" -- "неклассика", не "свободный танец", не modern dance, не post-modern dance; не Петипа, не after Petipas, не Balanchine, не после; не Бежар, не Пина Бауш... Батман туда, арабеск сюда, аттитюд croisee, аттитюд effacee... В кульминации -- монолог (то самое Анданте), что-то в стиле "Морис-Бежар-для-Хорхе-Донна" (увы, не получилось: нет Донна, как нет и Бежара)... Молоденький мальчик-Казанова (Е. Керн) -- новое имя в труппе -- старается, прыгает, демонстрируя технические потенции, благо, есть перед кем: Главный Балетмейстер, Художественный Руководитель Балета Большого Театра -- в зале, устало и чуть скептически смотрит на сцену, на этот "карнавал жизни, карнавал людей и масок, за которыми они скрывают свое истинное лицо"... Бедный Ю. Н., бедный Казанова, бедный Феллини, бедные мы все.
P.S.В статье использованы фрагменты текстов Федерико Феллини, Андрея Левинсона и Михаила Лавровского. |