Тексты | Авторы | Издания | Спектакли | Ассоциация |

КоммерсантЪ / Суббота 22 июня 1996

В этом сезоне нога современного композитора практически не ступала на театральные сцены. Он не был вхож в салоны, гостиные и особняки, как не был допущен и в храмы. Средоточием современной музыки остались концертные залы, в географии которых московскому жителю разобраться значительно проще, чем в мудреной россыпи арт-галерей. Главная магистраль по-прежнему пролегала между консерваторией и Домом композиторов. В блокнотах записных любителей чаще всего появлялись названия Рахманиновского и Малого залов консерватории, реже фигурировал Большой, на полное или даже относительное заполнение которого записных любителей, как правило, не хватало. Наиболее рабочую атмосферу предоставляли любопытному зал и буфет Дома композиторов, тем самым укрепляя роль композиторских союзов в деле общей консолидации. Были и центробежные тенденции: благодаря фестивалю "Альтернатива" и родственных ему начинаний оказались охвачены Центральный дом художника, студии Дома звукозаписи и почти забытая, но такая подходящая для пространственных и синтетических проектов сцена Академии имени Гнесиных.

Продолжая обитать по знакомым адресам, современная музыка не слишком стремилась менять и стиль жизни. Фестивали прошли примерно так же, как в прошлом сезоне. Но прошлый сезон был успешнее: обновленная "Московская осень", посолидневшая "Альтернатива", фундаментальный "Московский форум" и Второй фестиваль современной музыки, признанный несомненой удачей продюсерской фирмы Вадима Дубровицкого, внушали надежды на то, что некое относительное подобие гармонии между замыслами и возможностями наконец достигнуто. Но, оказалось, настраиваться на развитие успехов было рано. В этом сезоне финансовое положение фестивалей снова усложнилось. Дубровицкий, единственный, кто располагал собственными средствами, провел свой фестиваль практически в одиночку; остальные продюсеры только и говорили что о долгах. Оказавшись в сложном положении, фестивали пожертвовали объемом и отдельными программами, которые наверняка смогли бы их украсить. Но не отказались от своих традиций -- и, может быть, поэтому стали больше отличаться друг от друга.

Конечно, объемы традиционных фестивалей-смотров все равно выглядели впечатляюще. "Панорама музыки России", приуроченная к VII съезду Союза композиторов России, включала 21 концерт; прозвучали произведения 170 композиторов из 36 региональных организаций. "Московская осень" провела 35 концертов (это меньше, чем в прошлом году) со сходными показателями по Союзу композиторов Москвы. Много ли достойных произведений утонуло в этом море, не дано посчитать никому. Тем не менее фестивали честно исполняют свой общественный долг перед творцами, не дают повода для скандалов по поводу отвергнутых отборочных комиссией шедевров, терпят критику и строят планы на будущее. "Московская осень", которая, в отличие от российской "Панорамы", теперь включает в себя и международный раздел, в этот раз не была очень находчива в приглашении зарубежных гостей, так что за престиж полуторасот композиторов столицы волноваться особо не пришлось.

Если в адрес фестивалей Союзов, обремененных сотнями подопечных, критики уже устали повторять обидное слово "концепция", то с мероприятиями не столь общеобязательного характера дело обстоит иначе. Независимый продюсер Вадим Дубровицкий, устроитель уже третьего фестиваля, душой и патроном которого является София Губайдулина, сделал ставку на то, что именитые авторы, какими были Губайдулина, Сильвестров и Пярт в прошлом году, завоевали марку самому его начинанию, и теперь уже сам статус фестиваля может привлекать публику к именам, незаслуженно обойденным вниманием. Так появились в программе Гия Канчели, Александр Вустин, Татьяна Сергеева и Сергей Беринский. Но, вопреки замыслу, аудиторию этих авторов существенно расширить не удалось: для широкой раскрутки имен, любимых или уважаемых узким кругом, требовался более сложный комплекс действий, который одинокому продюсеру в нынешней ситуации обеспечить было невозможно.

"Московский форум", руководимый композитором и консерваторским педагогом Владимиром Тарнопольским, ставил перед собой более скромные, но столь же интересные задачи. Выбирая уже третий год в партнеры новую страну, "Форум" выясняет возможности музыкального диалога; в этот раз, занявшись Австрией, Тарнопольский сопоставил музыку двух империй в двух временных срезах: начала века и сегодняшнего дня. "Форум" имел скорее учебно-научный, чем публичный эффект, поскольку вынужден был обходиться лишь силами Московской консерватории и венской Musikhochshule.

Фестиваль "Альтернатива", возглавляемый музыковедом Дмитрием Уховым, справедливо считается самым разнообразным, не застрахованным от случайностей и провалов уровня, но зато самым живым московским фестивалем. Стараясь представлять новую музыку в максимально широком спектре, он порой вызывает недоверие академических кругов, хотя вовсе не отвергает и академические тенденции. Последняя "Альтернатива" постаралась, несмотря ни на что, не сужать своих стилевых рамок. И хотя ей поневоле пришлось опереться на проверенные силы тусовки аутсайдеров, что не могло не сказаться на характере фестиваля в целом, маленький шаг в сторону освоения новых территорий был сделан. Знакомство с экспериментами продолжилось и на фестивале "Берлин в Москве", где тот же Дмитрий Ухов был в числе кураторов.

Почти все, что касается иностранного представительства на фестивалях, не могло бы осуществиться без содействия Гете-института, Французского культурного центра и подобных организаций, в числе которых в этом году активно заявляло себя посольство Польши. Может быть, это не касается Дубровицкого, но во многом качества наших продюсеров в области современной музыки определяются их умением работать с подобными зарубежными организациями. И здесь одна из ключевых ролей принадлежит также композитору Юрию Каспарову, который сумел провести почти через все события года ряд своих инициатив: это были программы руководимого им Ансамбля современной музыки, упорно и качественно представляющего на наших сценах российско-европейское авангардно-академическое единство.

Сочинения ведущих московских композиторов можно было найти в программах разных фестивалей минувшего сезона. Кроме одного -- Георгия Свиридова. 16 декабря ему исполнилось 80 лет. Вокруг этой даты располагался рассредоточенный цикл авторских концертов, организованный, не в пример прочим, на высшем государственном уровне. И в этом есть своя правда. С одной стороны, Свиридов не вписывается ни в один реестр современной музыки -- наоборот, так называемая традиционная русская школа отсчитывается от него. С другой стороны -- он единственный, кто собирает полный Большой зал консерватории. Парадокс Свиридова в том, что, пользуясь всенародной любовью наподобие Глазунова или Шилова, Свиридов пишет музыку высшей пробы. Еще важнее, что ее качество не имеет застывшего характера -- композитор остается самим собой, но контекст времени меняется, и современный слух теперь легко находит в структурах Свиридова аналогии с поставангардными веяниями.

На других авторов тот же контекст работает иначе -- Шнитке, напротив, все глубже уходит в слой трагической высокой культуры. Его музыка продолжала звучать и в этом году, в том числе в связи с награждением госпремией прошлогоднего Шнитке-фестиваля. Похожий процесс вмораживания в классику претерпевает и Арво Пярт. Относительно статичны София Губайдулина и Эдисон Денисов: в лучших сочинениях первая демонстрирует совершенно вневременную эзотерическую экзальтированность, второй -- исконную сентиментальность. Откровенно повторяет сам себя вечно печальный Гия Канчели. Но музыка композиторов этого поколения еще способна преподносить открытия -- им стал, к примеру, фортепианный цикл "Лабиринт" -- последнее сочинение Николая Сидельникова, умершего в 1992 году.

Композиторам сорока и пятидесяти лет, не обременным исторической славой, важно уметь держать свою линию, постоянно напоминая о себе. Не все лучшие мастера стремятся к этому в пределах отечества: Раскатов, Корндорф, Смирнов и Шуть из-за рубежа ничем о себе не напоминают, их примеру следует живущий в Москве и активно действующий на педагогическом поприще Владимир Тарнопольский. Не все лучшие мастера умеют это делать -- как Александр Вустин. Не все, кто умеет это делать, тянет на лучших мастеров. Отрадным контрастом на этом фоне выглядит творческая деятельность Владимира Мартынова и Виктора Екимовского. Пожалуй, эти два композитора, применяющие радикальные художественные тактики, являются наиболее реальными фигурами современной московской музыки. И сторонник внеперсонального духовного искусства Мартынов, и сугубо светский романтический концептуалист Екимовский всегда неоднослойны, всегда умеют чувствовать заманчивые возможности художественного шока -- и при этом пишут на каждый удобный фестиваль. В этом заключена также и их слабость, поскольку фестивали -- имеются в виду московские вышеперечисленные -- имеют обыкновение растворять художественные высказывания в полуслучайном контексте. Поэтому большим везением для Мартынова была постановка его "Плача пророка Иеремии" в Школе драматического искусства Анатолия Васильева, где замысел автора, герметичный и самодостаточный, обрел адекватное пространство. Екимовский такой удачи пока только ждет.

Не минуя Юрия Каспарова и Дмитрия Капырина, Владимира Николаева и Ираиду Юсупову, следует перейти к заканчивающей учиться молодежи, самая профессиональная часть которой идет в русле традиции Денисова и близких европейских явлений. Новое поколение значительно жестче по внутренней позиции, но и в нем есть внушающие надежду исключения, как, например, очень серьезная Ольга Раева.

Среди молодых композиторов, противопоставляющих себя общепринятой школе, неизменный приоритет сохраняет Антон Батагов. Как и должно быть у независимого альтернативного художника, у него -- свой круг слушателей, имеющий больше общего с художественной и кинематографической богемой, нежели с обычным музыкальным слоем. В последнее время Батагов отошел от активного пианистического исполнительства, которое прибавляло ему лидерских качеств, и сосредоточился на собственной музыке. Будь это автономные сочинения или проекты, рассчитанные на синтез жанров (музыки с кино или даже с компьютерными сетями), Батагов выглядит в них планомерным и последовательным. Большинство его опытов выглядят словно написанными в пику не только академической утонченности, но и типу восприятия, ориентированному на технику смыслообразования вообще. Наверное, пафос авангардного разрушительства отечественную музыку окончательно покинул. Но войну с постмодернизмом можно вести по-разному, и массивная однородность композиций Батагова -- еще не устаревшее оружие на этом фронте.

Имена московских композиторов, упомянутые в этом материале, вряд ли могут заполнить позиции хоть сколько-нибудь объективного рейтинга -- ибо отсутствуют критерии, отсутствуют тенденции, принятые ко всеобщему одобрению. Некоторые из названных авторов вошли в мировую номенклатуру, некоторые только эпизодически (как Свиридов, долгие годы считавшийся официозным ретроградом) звучат вдали от родных пределов. Другие живут на заказы (хорошо, когда они следуют с достаточной периодичностью) и исполнения на Западе, но, как правило, не пренебрегают побочной работой. Никто из них не представляет интереса для государства и общества, никто не подвергается и гонениям. Современная серьезная музыка полностью отсутствует в сети политической конъюнктуры, но и сама нимало не озабочена проблемами создания новой идеологии. Иначе складываются ее отношения с церковью: будучи начисто отлученной от обихода, современная музыка компенсирует свою неприкаянность стремлением к сакральности -- как раньше литература становилась эрзацем общественных наук и философии.

Правда, в последнее время тонус сочинений молодых становится все практичнее. У них уже нет откровенно затеваемых диалогов с вечностью, какие до сих пор ведут наши легендарные постсоветские авангардисты. Нет и настояния на уникальности собственного "я". Редкий может отважиться на монографический концерт -- разве что Антон Батагов или Виктор Екимовский, предпочитающие мыслить циклами, а не глобальными высказываниями.

Композиторы привыкли считать деньги (нередко исполнителей приходится оплачивать им самим) и не замахиваются на проекты, связанные с большим количеством народа. Все, что написано ими для симфонического оркестра, -- достояние ящика письменного стола и плоды давно преодоленного идеализма. Поэтому, кроме "Плача Иеремии" Мартынова, в нашем обзоре не упоминается ни один театральный проект, пусть о паре балетов нам и известно. Моноопера Юрия Каспарова Nevermore предстала нам в концертном варианте, а Lasarus, начатый Шубертом и законченный Денисовым, -- в прослушивании записи под руководством второго из названных авторов.

Пьер Булез точно сказал, что проблема современной музыки -- это проблема величины зала. Вадим Дубровицкий, исходя из знания местных обстоятельств, уточнил, что любителей современной музыки в Москве -- максимум на Малый зал консерватории. Но серьезные композиторы и не привыкли искать популярности. И не только они сами в этом виноваты. Общество пока не создало такой системы спроса, в которой ожидания серьезного художества сопрягались бы с народностью, демократичностью, модностью или салонной привлекательностью. И современной музыке еще предоставлено время принадлежать самой себе -- вспоминая о прошлом, перебиваясь настоящим и не заглядывая в будущее.

Современные русские композиторы: Антон Батагов, Александр Вустин, София Губайдулина, Эдисон Денисов, Виктор Екимовский, Гия Канчели, Юрий Каспаров, Николай Корндорф, Владимир Мартынов, Владимир Николаев, Арво Пярт, Александр Раскатов, Георгий Свиридов, Татьяна Сергеева, Валентин Сильвестров, Иван Соколов, Владимир Тарнопольский, Альфред Шнитке, Ираида Юсупова