Тексты | Авторы | Издания | Спектакли | Ассоциация |

КоммерсантЪ / Пятница 13 октября 1995

Вот, собственно, и вся информация. Представители ГУВД Петербурга, которые в понедельник сообщили о задержании Малькова, теперь уклоняются от бесед. Меж тем слухи о новом "театральном деле" распространяются повсюду. Забавное отсутствие официальных версий заставляет обратиться к версиям неофициальным и рассмотреть эту историю несколько шире.

О коррупции в театрах журналисты говорят с возмущением неофитов, обнаруживших, что убитый в первом акте актер ужинает в театральном буфете. Мальков и не отрицает, что деньги взял, но отказывается признать это взяткой. Поскольку контракт не подписан, то есть действие, за которое взятка якобы дана, не состоялось, а якобы давший взятку канадский импресарио якобы спешно покинул страну (по логике вещей, он вот-вот должен распрощаться с ужасной профессией, постоянно сталкивающей его с нечестными людьми).

Факт вообще-то чудовищен, а самое чудовищное в нем то, что директора национального театра подозревают в том, что он берет мелкие взятки у неизвестного, буквально с улицы, импресарио. Причем щедрость последнего мало объяснима логически.

Взятки в театре могут давать за место, за работу или за роль: это результат вечной ситуации, когда от выбора одного человека зависит судьба другого. И новая экономическая политика России в этом смысле не прибавила ничего к практике XVIII века. Чем может торговать театр? Только площадью, артистами или именем. Но торговля площадью узаконена -- особенно если судить по количеству ночных клубов, обосновавшихся при театрах, или богатых фирм, устраивающих в Большом или в Мариинке свои презентации. Торговля артистами, а точнее суммы их личных контрактов "на стороне" давно не зависят от дирекции театра.

Остается торговля именем. И в этом как раз легче всего подозревать Мариинку. Имя может продаваться путем завышения статуса либо путем его занижения. В первом случае, например, провинциальная труппа из скандинавской деревни приезжает выступать на сцене императорского балета. Во втором -- императорский балет пускается в турне по сельским клубам. Может происходить и просто финансовое занижение контрактов. Танцовщики или оперные певцы получают нищенские зарплаты, наглый зарубежный импресарио платит труппе копейки, умасливая жирных котов из прогнившей администрации. Знакомый случай, но не столько для современного русского, сколько для недавнего советского художественного экспорта.

Двигатель коррупции -- разница цен или оценок с одной и с другой стороны. Пока не отменен закон о том, что если где что прибыло, то из другого места убудет, разница в национальной и международной цене будет оседать в кармане администраторов или торговцев, западных или отечественных (лучше отечественных, чем западных, сказал бы грамотный экономист). Но это и двигатель культурного экспорта вообще. В момент, когда давление денег сравняется, экономические причины культурного экспорта исчезнут. Останутся только политические.

А в Мариинском театре сложилась весьма любопытная ситуация. С 1986 года, когда балетная труппа отправилась в первое после большого перерыва американское турне, у театра напряженнейший гастрольный график. Олег Виноградов считает, что труппа Мариинского театра сейчас одна из самых высоко оплачиваемых в мире и уж тем более в России. Даже его недоброжелатели признают, что ему удалось заставить международный балетный рынок, сообщество интернациональных импресарио, считаться с интересами театра. Гонорары мариинских звезд не сравнимы с поздними сольными гонорарами Барышникова или Нуреева, но в качестве членов труппы они зарабатывают на среднем западном уровне. То есть при Виноградове западные импресарио стали зарабатывать на Кировском балете не больше, а значительно меньше.

Более того, по некоторым сведениям, уже на последних нью-йоркских гастролях театр мог вообще оказаться от услуг импресарио и взять на себя и риск провала, и все преимущества успеха. Отсутствие имени импресарио на нью-йоркских афишах могло свидетельствовать о том, что театр переходит к self-promotion. Нью-йоркские корреспонденты сообщали, что публики было много, а билеты дороги, как всегда в Метрополитен. Однако анализ прессы несколько меняет картину. Обозреватели не то чтобы предъявляли претензии, но высказывали сдержанное неудовольствие Виноградовым, говоря, что уровень труппы выше, чем представленный репертуар (театр возил на гастроли "Лебединое озеро", фокинские балеты и "Золушку"). Хотя один из критиков повернул это так: даже если Виноградов неважный балетмейстер, видимо, что-то он понимает и что-то он умеет, потому что его труппа в очень хорошем состоянии.

Насколько оправдались финансовые ожидания, неизвестно. Известно лишь, что осеннее турне по Америке, которое после престижного показа в Нью-Йорке и должно было, очевидно, принести основную прибыль, отменено. После Нью-Йорка труппа отправилась на полуторамесячные гастроли в Лондон, куда взяла весь классический репертуар, и, опять же по словам очевидцев и прессе судя, понравилась публике Coliseum.

Тем не менее нью-йоркские гастроли стали, похоже, свидетельством творческого кризиса, который рисковал стать финансовым. Театр в течение долгого времени эксплуатировал классический репертуар, что позволило труппе выжить, но в расплату за это потребовало бесконечных гастролей. Мариинский балет слишком долго выполнял правила игры внешнего рынка, вывозя за границу старый академический репертуар. Теперь на Западе хотят видеть не только русскую классику -- которой ни у кого, разумеется, нет в таком количестве, как у нас, -- они хотят видеть и результаты новой художественной жизни. С ними сложнее.

Совершенно другая ситуация, например, сложилась в опере Мариинского театра. Главный дирижер Валерий Гергиев вернул Мариинский в круг крупнейших оперных театров, резко поднял его статус, и в опере новации более заметны, чем в балете. В то же время и Гергиев, и Виноградов по-своему работали на престиж Мариинки, и успех одного означал успех другого.

Как понимают читатели Ъ, мы перешли уже к другой версии происшедшего: не явилась ли милицейская операция завершением внутренней интриги, каковыми всегда славились знаменитые театры. То есть не позвали ли милиционеров для смены творческой концепции театра?

Можно только предполагать, сколько людей в Санкт-Петербурге мечтают о влиянии на Мариинский театр, и пример Большого, в котором одна партия сменила другую партию, мог показаться заразительным. И неважно, хотят ли они получить в свои руки денежное предприятие или художественный организм, специфика Мариинки в том, что одно без другого не существует.

Мариинка перенаселена талантливыми танцовщиками, и концентрация таланта на квадратный метр знаменитой сцены давно переросла все разумные нормы. У Олега Виноградова есть молодые и действительно талантливые заместители, которые не в силу законов административной интриги, а в силу законов развития театра должны думать о том, что будет дальше. Как и всегда, заходила речь о преемнике, и в этих разговорах упоминались разные имена.

Журналисты вцепились в апрельское письмо в компетентные органы от артиста Бориса Бланкова. Он пишет о чудовищном морально-психологическом состоянии коллектива, о том, что Олег Виноградов служит своим хозяевам из США и о прочих творящихся под крышей театра нечеловеческих ужасах (трудно, больно поверить, но "гомосексуализм стал процветать в труппе"). Проведенные по письму проверки уличили дирекцию в том, что главные люди театра, путешествуя и работая за границей, тем не менее сохраняют свою зарплату, и "если дело касается главного дирижера театра и главного балетмейстера, то независимо от того, на сколько они уезжают за границу (месяц или год)... ежемесячно обходятся государству в 1 миллион 170 тысяч рублей каждый". Попытавшись продемонстрировать свою осведомленность, петербургские газеты лишь подтвердили то, что у Олега Виноградова действительно были враги.

Многие полагали, что петербургская звезда Виноградова закатывается. Иным казалось, что Виноградов вот-вот оставит руководство Мариинским театром, тем более что деятельность балетмейстера с 1993 года была тесно связана с его вашингтонской школой-труппой "Киров-балет". Олег Виноградов как раз собирался поработать некоторое время в США и вернулся как будто бы специально, чтобы побывать в роли подследственного. Возможно, конечно, что внезапный приезд его кого-нибудь напугал, но если дело подтолкнули недоброжелатели, то ход его тем более странен.

В Мариинку никогда не призывали городовых, за всю историю императорского театра такого громкого скандала не было. В отличие от шумной Москвы здесь всегда умели разбираться тихо, быстро и между своими. Вызов милиции означает (в лучших традициях императорских театров) скорее абсолютное неумение вести интригу и чудовищную тупость организаторов.

Совершенно очевидно, что в результате огласки скомпрометированы не только балетмейстер и директор, но и весь Мариинский театр. Что ему едва ли выгодно. Прежде всего потому, что теперь вообще неизвестно, как будут строиться отношения Мариинки с иностранными партнерами и когда оперная и балетная труппы смогут отправиться на гастроли.

Пресса следит за ходом дела. Директора освободили из-под стражи, обвинения ему не предъявлены, и эксперты сомневаются, произойдет ли это вообще. В получении денег он признается, но произошло это до подписания контракта (Мальков попросил импресарио его доработать), а потому связать два события (некий неподписанный контракт и получение $10 тыс.) сложно.

"Я действительно допустил ошибку в отношениях с одним из иностранных импресарио, но ни я, ни мой адвокат не можем квалифицировать это деяние как взятку", -- заявил г-н Мальков корреспонденту Ъ. "Премия была выплачена канадским импресарио Джоном Клиптоном за высококачественное проведение гастролей за рубежом, а не за некий контракт, о котором упорно твердила пресса. Действительно, подписание контракта предполагалось, но я решил этого не делать, поскольку имел к нему ряд собственных претензий по результатам последнего года работы". А изъятые милицией $142 тыс. принадлежат, по версии Малькова, некоему третьему лицу и предназначены для оказания "творческой помощи" актерам.

Вполне возможно, что директор здесь честнее, чем думают многие. Едва ли гонорары в театре ограничиваются сакраментальными "1 миллионом 170 тысячами рублей", едва ли можно содержать оркестр, музыканты которого получают приблизительно по 500 тысяч. При элементарном занижении реальных доходов ради спасения от налогов передача неучтенных сумм из рук в руки является деянием во всяком случае рядовым, а не из ряда вон выходящим.

И тогда балетный скандал прекращает быть чудовищным и непонятным курьезом, а за частным вопросом, взяли ли взятку в Мариинском театре, открывается глобальный вопрос современного существования русского искусства, очень нищего и очень богатого одновременно.