Тексты | Авторы | Издания | Спектакли | Ассоциация |

КоммерсантЪ / Суббота 15 июля 1995

Петр Поспелов, Анна Грановская

В отличие от Стравинского, Хиндемита, Бартока, чье творчество изменчиво и непредсказуемо, как городской пейзаж, Орф ровен и чист, как необитаемое плоскогорье. Когда его сравнивают с великими современниками, он проигрывает любому из них. Однако безусловно выигрывает одним -- он самый простой.

Это качество, далеко не позорное на нынешний взгляд, смущало даже искренних сторонников композитора, которые объясняли, что Орф принадлежит не столько музыке как таковой, сколько миру драмы и театра. Действительно, в его наследии нет ничего, что можно было бы назвать "чистой музыкой". Более 20 пьес, которые нельзя назвать ни операми, ни драматическими произведениями, 3 кантаты, мыслимые автором только как сценические, 3 положенные на музыку античные трагедии -- все это говорит о настойчивом стремлении композитора не видеть разницы между музыкой и драмой. В созданиях Орфа звучит слово на древних и новых языках, оживают итальянская комедия масок, народный фарс, мистерия и балаган, ваганты и миннезингеры, Софокл и Эсхил. Начинавший капельмейстером в мюнхенском Kammerspiele, Орф был хорошо знаком и с новациями немецкого театра междувоенных лет. Но все же имя Карл Орф (в отличии, скажем от имени Курт Вайль, обычно идущего вслед за Бертольд Брехт) принадлежит к истории музыки, а не театра.

Орф был первым, кто повел язык музыки к решительному и сознательному упрощению -- и его простоте нельзя отказать в подлинной изысканности.

Принципиальная гомофония, остинатные формулы -- при полном безразличии к полифонии и тематической разработке, вкус к древним формам пения, грегорианскому или византийскому, народно-танцевальная ритмическая энергия, сочетание красочности и аскетизма в оркестре, из которого мало-помалу удалялись певучие струнные, зато увеличивалось количество роялей и ударных многонационального происхождения.

Орф воплотил мир преданий и мифов, многокрасочный, многоязычный, иногда ужасный. Современность в искусстве внушала ему отвращение. Знаменитая Carmina Burana (1936) -- это светские песни раннего средневековья, радостные, озорные и лирические, сочиненные безымянными поэтами и школярами и восторженно записанные монахами бенедиктинского монастыря Бойерна. Catulli carmina и "Триумф Афродиты" -- лирика Катулла и Сафо. "Умница" (1942) -- немецкая сказка про короля, голого, как все короли, и простую девушку, умную, как все простые девушки. "Бернауэрин" (1945) -- баварская драма тоже про девушку -- только уже ставшую жертвой охоты на ведьм. В ней поют драматические артисты, а большой хор и оркестр словно призваны следить за тем, чтобы "музыки" было как можно меньше.

Конечно, от придирчивого уха не скроется, что "Царь Эдип" и Симфония псалмов Стравинского слышны у Орфа на каждом шагу. И все же его мир настолько оригинален, замкнут и неизбежно ограничен, что долгое время трудно было вообразить что-то хотя бы отдаленное похожее на него. Этому положила конец "новая фольклорная волна", прокатившаяся в 60-е годы по многим странам мира. Оказалось, что модели, найденные Орфом, годятся чуть ли не любой национальной культуре, решившей искать вдохновения вблизи своих истоков. "Курские песни" Георгия Свиридова, "Калевипоэг" Вельо Тормиса или "Креольская месса" Ариэля Рамиреса -- лишь случайные тому примеры. Но к ним можно смело прибавить и, к примеру, Tehillim -- древнееврейские псалмы Стива Райха. В 60-е годы Райх был одним из родоначальников музыкального минимализма. Совсем немного времени потребовалось этому постиндустриальному направлению авангарда, чтобы сдать свои позиции в пользу живучего примитивизма, открытого Карлом Орфом.

Это не значит, что музыка Орфа -- как и его система детского музыкального воспитания, которой он отдал многие годы жизни, -- сегодня повсеместно принята и почитаема. Подобно тому как сам Орф, в 42 года написавший Carmina Burana, отвергнул все им до этого созданное, другие пытались сделать это с его творчеством в целом. После второй мировой войны ведущие позиции в немецкой музыке заняли радикалы. С точки зрения авангарда, реабилитировавшего единственно исторически правомочную школу Шенберга, Орф не укладывался ни в какие рамки. Естественно, эстетическое неприятие не выступало отдельно от политического.

В 1947 году журнал "Мелос" выступил с памфлетом по поводу премьеры "Бернауэрин", определяя это произведение как типичное проявление идеологии "земли и крови". Орф работал, исполнялся и добился успеха в нацистской Германии. Ему принадлежит музыка для берлинских Олимпийских игр 1936 года, он написал музыку к спектаклю "Сон в летнюю ночь", поскольку неарийский Мендельсон оказался под запретом. Другим грешникам давным-давно все простили: никому уже не приходит в голову говорить о "наци Штраусе" или "наци Караяне". Орф, хотя и вступил в партию, никогда не был функционером и, насколько известно, никому не причинил зла. Но когда несколько лет назад дирижер амстердамского Concertgebouw Риккардо Шайи заменил традиционную рождественскую программу из музыки Малера на Carmina Burana, это было воспринято как "поздравления к Рождеству из нацистской Германии".

В ноябре 1994 года, когда начался "Год Орфа", Центр Орфа в Мюнхене специально пригласил историков, чтобы выяснить позицию композитора во времена национал-социализма. На симпозиуме состоялись жаркие схватки. Основным обвинителем выступил канадский музыковед Михаэль Катер, который выяснил, что после войны Орф пытался ввести в заблуждение союзников: чтобы получить профессиональные льготы, он выдал себя за тайного члена мюнхенской группы сопротивления "Белая роза". Известно, правда, что свою "Бернауэрин" композитор посвятил памяти друга -- профессора музыки Курта Хубера, казненного нацистами в 1943 году. Однако также известно, что Орф не подозревал о политической деятельности Хубера, а посвящение приписал только в 1946 году. Нападки другого рода сопровождали Орфа при жизни. После премьеры Carmina Burana во Франкфурте в 1937 году, газеты писали о "чуждых ритмических элементах", а президент Райхсмузиккаммер Петер Рабе говорил о "баварской негритянской музыке". Это был уже берлинский шовинистический взгляд на юг Германии.

Но если все же говорить о музыке, то юбилейный год стал годом Carmina Burana. Сегодня хор "О Фортуна", открывающий эту кантату, преследует на каждом шагу самого непосвященного слушателя, появляясь повсюду -- вплоть до рекламных роликов. Исполнению других произведений мешает репутация композитора. На европейском севере -- в Берлине, Гамбурге, Лондоне и Амстердаме -- юбилейных торжеств было решено не проводить. Зато Мюнхен и пол-Баварии отметили столетие земляка длинной "ночью Орфа", а также спектаклями в Prinzregenten-Theater и постановкой Carmina Burana на Koenigsplatz -- грандиозным современным представлением с живыми картинами, большим количеством аппаратуры и пиротехнических эффектов. Этот спектакль оказался так хорош, что, кажется, даже принципиальному северу не удастся избежать его гастролей.