Тексты | Авторы | Издания | Спектакли | Ассоциация |

КоммерсантЪ / Пятница 06 сентября 1996

Как правило, критику, а за ним и читателю, не являющемуся записным театралом или оперным завсегдатаем, приходится судить о достижениях того или иного театра по премьерам. Такой практике есть свои оправдания: премьера -- это всегда заявление, новое слово, поступок, претензия на переоценку. К премьере вдохновенно готовятся, для нее подбирают лучшие силы. Премьерная горячка передает премьерному зрителю состояние подъема духа и концентрации сил. Однако вслед за премьерой наступают будни. В эти будни на спектакль приходит обычный зритель, и видимо, именно его мнение о работе театра стоит считать решающим.

Оркестр Мариинского театра вернулся с гастролей в ночь перед открытием и, поспав пару часов, сел в оркестровую яму. Никаких претензий к его форме предъявить было нельзя -- возможно, иногда плетениям солирующих деревянных можно было пожелать большей выразительности, но в целом струнные пели, медные поражали великолепием, тутти мощью и блеском потрясали зал. Все это было бы прекрасно в симфоническом концерте -- но непонятно почему Валерию Гергиеву, как ни любит он свой оркестр, понадобилось вовлечь его не в союз, а в соревнование с хором и солистами. В сцене бури, открывающей оперу, хор едва было слышно. Еще печальнее был выход главного героя -- знаменитое приветствие Отелло, которым героическим тенорам пристало сотрясать зал, прозвучало словно сквозь дюжину сурдин. Очевидно, что голос, как и темперамент Алексея Стеблянко, вполне музыкального певца (что было очевидно в любовном дуэте), мал для этой партии, но в той же ситуации не раз оказывался и Николай Путилин (Яго) с его звучным тембром и легкими верхами. Лучше всего шел в зал голос Валентины Цыдыповой; ее Дездемона оказалась женщиной далеко не ангельски-приторной, а страстной -- но в вокальной линии было слишком много неточностей. Досадно рассыпался ансамбль в финале 3-го акта (музыку было не узнать) -- да и в целом манера обращения Гергиева с партитурой (как можно меньше пауз и фермат, вперед во что бы то ни стало) лишила публику большинства красот вердиевского шедевра.

Режиссура Джанкарло дель Монако, поставившего спектакль в Мариинке, представляет собой худший образец следования не музыке, а внешней канве либретто: мизансцены перенасыщены бессмысленной пантомимой хора, в которой тонет нить действия. Яго лучшие моменты своей партии проводит загнанным на верхушку византийского креста, больше похожего на детскую складную мебель. Вдали уныло и методично плывут облака. Славный полководец, перед тем как придушить жену, вмазывает для храбрости. Единственно осмысленным кажется финал оперы, превращенной в историю про не очень умного человека, собственноручно испортившего себе жизнь, -- его злой гений Яго удирает безнаказанным, все остальные немного толпятся, а затем тоже равнодушно уходят. Подавая тем самым (правда, немного поздновато) пример публике.

Вместе с тем, премьерным спектаклям "Отелло" сопутствовал успех -- скорее всего, благодаря энергичному и вокально яркому Владимиру Галузину, задававшему тон и в ансамбле с Николаем Путилиным. Не будем отрицать в этом роль режиссера; однако Джанкарло дель Монако уехал, а спектакль, предоставленный сам себе и обычному цейтноту, просел до самого обидного основания, чем и ознаменовал начало нового этапа деятельности Валерия Гергиева, недавно официально назначенного директором театра.

Во многом похожую картину можно было наблюдать на "Хованщине" в Большом. С той разницей, что ее музыкальный руководитель -- Мстислав Ростропович -- больше не имеет к ней отношения, а в это же время отдает силы Шостаковичу в петербургской филармонии. "Хованщину" ведет молодой дирижер Павел Сорокин. От Гергиева его отличает выгодное достоинство -- оркестра словно нет вообще. Струнные инертно везут всю дорогу, разнообразие артикуляции сведено до нескольких приемов, острота инструментовки Шостаковича смазана до неразличимости. Зато певцов слышно превосходно. Я побывал на втором из двух спектаклей, которыми открывался сезон. Из премьерного состава основных партий пел один Виталий Таращенко (князь Андрей). По голосовой мощи ему были под стать Татьяна Ерастова (Марфа) и дебютировавший в партии Досифея прославленный бас Владимир Маторин. Однако их роли были сделаны чрезмерно крупным штрихом: вся детализация, как вокальная, так и психологическая, доведенная Ростроповичем до блеска с петербургскими певцами, улетучилась вместе с ними. О премьерной "Хованщине" напоминал лишь Василий Кирнос (князь Иван), певший тогда генеральную репетицию, -- но и он словно без сопротивления вписался в опавшую ткань оставленного спектакля. Остальные певцы были просто слабы. В постановке Бориса Покровского, когда-то значительной именно соответствием смысловой структуре оперы, на передний план выплыли ее давно отмеченные нелепости; нарушены или разболтаны мизансцены, потерявшие и в правдоподобии, и в музыкальной обусловленности. Все речитативные сцены, столь богатые оттенками смысла у Мусоргского, пробалтывались, оставляя ощущение невнятицы замысла.

Меньше всего потеряла заключительная картина, поставленная по-мейерберовски однозначно. Она и поныне производит сильное впечатление. Но если в Мариинском, помимо воли авторов, символичным выглядел финал, то в Большом -- поклоны. На них вышли только герои последней картины и дирижер; все остальные, в том числе и только что сгоревшие раскольники, видимо, посчитали за счастье, отпев свои партии, поскорее освободиться от одежд и направиться домой.

Приходится сделать вывод, что будни (к которым относятся даже и такие события, как открытие сезона или фестиваль Шостаковича, в рамках которого идет "Хованщина" Мусоргского) нашим ведущим театрам даются нелегко. Приятное ощущение аврала и возможность прыгнуть выше головы, сопутствующее исключительным событиям, не получается длить бесконечно. Кроме того, отошла в прошлое политическая актуальность, которую создавал не столько сам сюжет "Хованщины", сколько присутствие Ростроповича. Отошел в прошлое и фестиваль "Звезды белых ночей", под которыми впервые так заблестела черная кожа злосчастного мавра. Что же, будем дожидаться новых премьер.