Тексты | Авторы | Издания | Спектакли | Ассоциация |

КоммерсантЪ / Вторник 19 декабря 1995

Образцовая давка в начале, стоячая овация в конце, громадные букеты на сцене, неработающий микрофон у Анны Чеховой, радиокомментатор, поправлявшийся со слов "глубокое уважение" на "глубочайшее",-- такой была атмосфера юбилейного концерта, завершившегося оглашением приветствий от президента и патриарха и вручением виновнику торжества ордена "За заслуги перед отечеством" -- второй почему-то степени. В словах митрополита Кирилла прозвучала мысль, что первообразом творений композитора является "Русь, Россия". Именно в этом, по убеждению президента Ельцина (доведенному до нас премьер-министром Черномырдиным), кроется причина того, что "симфонические, вокальные, фортепианные произведения, созданные вашим талантом, так любимы нашим народом".

Георгий Свиридов принадлежит к художникам, полагающим истинный путь современной отечественной культуры в возвращении к исконным русским традициям. Эта позиция отчетливо подтверждается его собственной музыкой, которой, между тем, вполне способны восхищаться и те, кто никак не склонен разделять такой образ мыслей.

Основу художественного склада Свиридова определили воспринятый в детстве провинциальный (а не столичный) комплекс культуры, городской романс и церковное пение (а не высокие жанры и даже не крестьянский фольклор), из которых выросли его мелодизм (а не полифоничность) и склонность к сопоставлениям и повторам (а не к развитию). На этой основе Свиридов постепенно и последовательно создал нечто вроде индивидуального, но объективизированного "строгого стиля" -- подобно тому, как это удалось сделать Мессиану на основе синтеза французского мышления и принципов музыки Востока. Приверженность к строгости и чистоте решений разделяла Свиридова даже с его кумиром Мусоргским, чья ироничность и бытовая характерность оказались чужды его ясному и монолитному музыкальному слышанию. Изысканная геометричность мелодического строения слышится у Свиридова даже в цыганских интонациях популярнейшего Романса из "Метели", а аскетическая экономность средств -- даже в знаменитом заключительном номере из "Время, вперед!". Дисциплина письма, как ни парадоксально, сегодня сближает этого поборника традиций с теми, кто прошел -- как Арво Пярт, Хенрик Миколай Гурецкий, Джон Адамс или Джон Тавенер -- структурный опыт авангарда второй половины XX века и обратился к основанной на внутренних ограничениях "новой простоте".

Свиридов -- гений баланса. Он мог быть первым секретарем композиторского союза и в то же время сохранять внутренне независимую позицию, мог писать почти брежневским слогом установочные статьи и в них же чутко замечать первые проблески таких талантов, как Шнитке и Караманов. С 1975 года, после смерти Шостаковича, он занял место первого композитора страны (в какой-то степени оно оспаривалось Родионом Щедриным). Свиридов -- хоровой композитор. Сама идея хорового, соборного, коллективного начала объединяла русское и советское, церковное пение и революционные гимны. В одном ряду, не отталкивая друг друга, у него стоят ослепительно эффектная "Патетическая оратория" на тексты Маяковского (1959), "Курские песни" (давшие в 1964 году толчок "новой фольклорной волне" и повод назвать автора "советским Карлом Орфом"), кантата "Снег идет" (1965) на стихи Пастернака (где композитор легко придал марбургско-переделкинскому идеализму поэта обаятельные пионерские черты), лирически благообразный "Пушкинский венок" (1979) и строгие "Духовные песнопения и молитвы" (1993). Наступающее время, возможно, отделит сам корпус музыкальных текстов Свиридова от привычно советского антуража их подачи и изменит ситуацию, согласно которой Свиридов является классиком только национального масштаба.

Вероятно, сегодня этого непроницаемого седого старика в темных очках должны окружать hi-fi-sound и модные артисты нового интернационального типа; к таким уже почти относится Дмитрий Хворостовский с его благоприобретенным европеизмом, холодноватой респектабельностью и по звонку включающейся страстностью. В программе концерта были объединены Шесть романсов на слова Пушкина (1935, студенческое сочинение, в котором уже чувствуется многое из будущего Свиридова) и написанная тем же человеком через 60 лет поэма "Петербург" на слова Блока (1995). Из поэмы было спето шесть песен (всего в ней девять), в том числе шедевр простоты -- псевдобанальная "Невеста"; с нее и Хворостовский начал выдавать чудеса (отличные верха на меццо-пиано, заставляющие забыть о скудости красок его нижнего регистра). Во втором отделении прозвучал цикл "Отчалившая Русь" на слова Есенина (1977), который Хворостовский и его аккомпаниатор Михаил Аркадьев в течение последнего года с успехом исполняли по всему миру, совершив первую крупную попытку представить Свиридова Западу -- правда, на наш взгляд, исполнение именно этого цикла проиграло из-за чрезмерно оперного драматизма и форсировки.

Творчество Свиридова не относится к тем явлениям музыки советского периода, которые должны быть открыты заново. Оно пользовалось заслуженным вниманием всегда, будучи не слишком зависимым от художественного или идеологического контекста. Сегодня новым контекстом наделяем его мы сами, радуясь просторам, предоставленным самим композитором нашему выбору.

Современные русские композиторы: Георгий Свиридов