 Музыкальная критика"Дуэнью" встретили по одежкеЧесть стать первой премьерой в Мариинке после назначения Валерия Гергиева на пост художественного руководителя театра выпала "Обручению в монастыре" ("Дуэнье") Прокофьева. Время для нее было выбрано по меньшей мере неожиданное: в Петербурге больше привыкли к весенне-летнему премьерному дождю. Тем более что нынешний сезон начался рано, будто соревновался с сезоном филармоническим, также открывшимся на две недели раньше обыкновенного. Дополнительный нюанс вносило совпадение даты премьеры (спектакль прошел единственный раз, и второй состав даже не попал в программки) с исполнением "Леди Макбет" в филармонии. Это обстоятельство поставило петербургских и приезжих критиков, не говоря уже о широкой публике, в ситуацию выбора. Придавать особое значение такой спешке, однако, не следует. Самой вероятной ее причиной представляется необходимость обкатать спектакль перед поездкой в Роттердам, где вот-вот начнется Гергиев-фестиваль.КоммерсантЪ / Суббота 21 сентября 1996 Тем, кто вознамерился съязвить по поводу единоначалия, воцарившегося в Мариинском театре, "Дуэнья" предоставила удобный повод. Одной из основных движущих сил постановки является балет (балетмейстер Николай Реутов). Танцуют восточный танец, испанский и другие. Действительно, Прокофьев подготовил в своей опере достаточно места для балетных сцен. Может быть, он не подозревал о возможности станцевать еще и увертюру, а возможно, был бы совсем не против.
Пеструю танцующую и поющую компанию одела Алла Коженкова (она же создала для нее обстановку). Одела с роскошью, дающей представление о бюджете спектакля, но оставляющей некоторые сомнения по части вкуса. Карнавальность к лицу опере, созданной любителем комедии dell arte и то и дело впускающей в действие хулиганящие маски. Умопомрачительный блеск при этом вовсе не обязателен, но и не исключен. Во всяком случае, все это сверкание совершенно захватывает зрителя в увертюре, поставленной с роскошью и размахом, присущими стилистике открытия Олимпийских игр.
Смещение действия на территорию увертюры явилось предзнаменованием и других корректур в плане прокофьевской оперы. Ставшая в Мариинке традиционной свобода передвижения антрактов по оперному пространству в "Дуэнье" оказалась неконтролируемой. Когда "Отелло" или "Кармен" идут с одним вместо трех антрактов, в этом можно увидеть резон: время позднее, необходимо сжать спектакль и не дать меломанам ускользнуть с последнего акта. Объяснить логику деления "Дуэньи" (антракты после второй картины второго действия и пятой картины третьего действия) труднее. Опера нарезана, как праздничный торт: где-то под нож попала розочка, в другом куске слиплись конец одного и начало другого слова в шоколадной поздравительной надписи.
Постановщиком был приглашен Владислав Пази, недавно ставший главным режиссером Открытого театра (бывшего Ленсовета). Задачи, поставленные Пази перед певцами, очевидно, были не слишком сложны и оказались им вполне под силу. Сказалось и отсутствие возрастного разрыва между персонажами и исполнителями: роли двух молодых очаровательных подружек сыграли две молодые очаровательные певицы Анна Нетребко и Марианна Тарасова. Шаржированный Мендоза пришелся как раз впору известному своим актерским темпераментом Сергею Алексашкину, артистизм Константина Плужникова вполне проявился в партии дона Жерома. Надежда Васильева в роли Дуэньи была колоритна и комична, возможно, даже слишком.
Однако балет приходит и уходит, актерские работы удаются более или менее, а в опере слушают голоса. Миром "Дуэньи" правят женщины, закручивая сюжет, вертя мужчинами по своему усмотрению и превосходя их по части вокала -- во всяком случае в составе, представленном на премьере. Марианне Тарасовой слушатели были обязаны одним из самых удавшихся с музыкальной точки зрения эпизодов спектакля: ее сольная сцена в конце третьего действия прошла в редком для этого вечера вокально-оркестровом слиянии. Анна Нетребко была интереснее в комедийных фрагментах. Конкуренцию им мог составить только Сергей Алексашкин. При всем разнообразии остальных мужских ролей проблемы их были общими: об острых прокофьевских репликах приходилось лишь догадываться, о прокофьевских кантиленах -- только мечтать, ансамбли, за исключением квартета из третьего действия, не состоялись. Со своими партиями большинство вокалистов обращалось как с дорогой обновкой: сидит плохо, местами жмет, местами болтается, подогнать не было времени, да и боязно.
Как известно, время -- деньги. Возможно, часть потраченных на постановку денег стоило обратить в репетиционное время. Возможно, спектакль выправится после зарубежных показов. Пока же эту генеральную репетицию перед гастролями трудно, да и неловко расценивать как начало нового этапа в работе Мариинки.
"Дуэнья" -- опера Сергея Прокофьева по комедии Шеридана, идею написать которую композитору подала поэтесса Мира Мендельсон, вскоре ставшая его женой. Либретто "Дуэньи" Прокофьев написал сам, насытив его собственными шутками, штучками ("письмо отдайте, говорю вам по-испански") и сносками на русскую классику: "Твоя законная жена, я буду век тебе верна", -- заявляет Дуэнья одураченному новобрачному, а дон Жером восклицает по-фамусовски: "Подросшая дочь хуже всякой напасти". Стремительно сочиненную в 1940 году оперу хотели поставить в 1941-м в Музыкальном театре имени Станиславского, в 1943-м -- в филиале Большого театра и в конце концов поставили в Кировском театре в 1946-м. После "Постановления об опере 'Великая дружба'" спектакль, прошедший всего тринадцать раз, был снят с репертуара. Затем "Дуэнья" появилась на Мариинской сцене в 1961 году, была возобновлена в 1972-м и шла вплоть до 1990 года. |