Музыкальная критикаМетрономы, мемориалы, менады, бисы, часы и флажолетыФестиваль "Звезды белых ночей"КоммерсантЪ / Пятница 23 июня 1995 Звезды как птицы -- летят куда им вздумается и поют что в голову придет. Те, кто рассчитывали на скупо объявленных в афише фестиваля "Моцарта, Стравинского" не должны были удивиться изменениям и пополнениям в программе. Главное, что в наличии были и Валерий Гергиев, и Юрий Башмет, а значит -- великолепно отделанный звук оркестра: округлый у валторн, сладчайший у скрипок, томительный у деревянных духовых, блестящий и полный в тутти, смена темпов и характеров, симфония жестов дирижера -- "Дон Жуан" не мог не потрясти воображения и слушателей, и зрителей. Российская премьера "Этюдов в простых тонах" А. Чайковского также прошла более чем успешно. Технические упражнения, с которых стартуют части сочинения, воплощая один из смыслов этюдности, были возведены Юрием Башметом в ранг изначальных основ, с тщанием изложенных законов движения музыкальной материи. Второе отделение было отдано "Весне священной" Стравинского, и к "Игре умыкания" оркестр достиг такого контакта с дирижером, какого желал сам автор этого эпохального творения: "Дирижер едва ли является здесь чем-то большим, нежели механическим участником, указателем темпа, который стреляет из пистолета в начале каждого раздела и предоставляет музыке идти своим путем". Однако безошибочные кульминации и захватывающие паузы, а также прорвавшаяся в музыку Стравинского почти шостаковичевская трагедийность говорили о том, что роль метронома удовлетворить Валерия Гергиева не могла. Вечером корреспондент пропустил начало, без сомнения, самого блестящего номера программы -- Скрипичного концерта Сибелиуса в исполнении Гидона Кремера: в результате разницы часовых поясов, в которых находились фестиваль и филармония, многие пришли к восьми часам и слушали гениального скрипача с хоров. Как бы в утешение им (или чтобы подчеркнуть звездный характер события) Кремер сыграл бис, который грозил превратить симфонический концерт в сольный: известные вариации Джорджа Рочберга как бы не "на", а "по пути" к капрису Паганини, которые не впервые помогают музыканту "расшевелить" петербургскую публику. Во втором отделении исполнялась Первая симфония Брамса, и Марису Янсонсу удалось вызвать такой восторг публики, что непричастному к этому празднику впору было ощутить себя персонажем "Менад" Кортасара с его досадой на собственное спокойствие. Действительно, кто мог устоять перед громовыми раскатами, ожидающими нас в каждой кульминации и четкостью выстроенной формы? Разве только тот, кто тосковал по тщательности фразировки и естественности динамических сопряжений и, сознавая, что здесь не место наслаждаться колоритом, стремился вкусить иного рода удовольствий -- тонкости интонационной работы, остроты лирического высказывания или бережного преподнесения жанровых аллюзий. Вывод, который напрашивается сам собой: негоже ходить на два концерта в день. Счастье, что на это отважились немногие. Тон вечера скрипичной музыки определили мемориалы: "Прелюдия памяти Д. Д. Шостаковича" и "Мадригал памяти Олега Кагана" Альфреда Шнитке. Только миниатюре Яниса Ксенакиса выпало быть откровенно шутливой. Даже пьесе Владимира Мартынова "Татьяне и Америке", мучительно сопротивляющейся потоку, несущему ее к финальной мелодии Стивена Фостера (к которой автор, в отличие от Чарльза Айвза, не питает ностальгических чувств), шутливое настроение не давалось. Адресат последнего посвящения, Татьяна Гринденко, была великолепно виртуозна, изобретательна и артистична. На двух концертах Гидон Кремер предстал в разных обликах: слушателей Большого зала покорял страстный и импульсивный экстраверт, зажигающий и дразнящий; на сцену Малого зала вышел замкнутый человек, не склонный идти навстречу публике, которую он испытывал сложностью концепций и "особостью" звучаний -- как испытывают собеседника на "равность" себе. Гидон Кремер -- единственная из звезд-исполнителей фестиваля, кто мог сказать, что главное в музыке -- это композиторы, и кто целенаправленно приучает поклонников к новой музыке. В награду бесстрашно последовавшим за ним достались небесные флажолеты, в которые весь вечер -- с первой пьесы до биса, от Суслина до Берио -- согласно уходили Гидон Кремер и Татьяна Гринденко. Современные русские композиторы: Владимир Мартынов |