Тексты | Авторы | Издания | Спектакли | Ассоциация |

КоммерсантЪ / Среда 20 декабря 1995

По иронии судьбы, облик пианистической культуры Петербурга на протяжении века складывался словно вопреки самой идее конкурентности и состязательности, а имена лауреатов последних десятилетий (Григорий Соколов, Станислав Иголинский, Наталья Трулль, Владимир Мищук) являлись тем исключением, что подтверждает правило. Между тем именно Петербург был родиной первого в истории регулярного международного конкурса пианистов, стартовавшего в 1890 году. И в числе его участников был музыкант, позже ставший великим, для формирования которого "состязательный фермент" оказался как раз очень важным. В 1914 году победителем фортепианного конкурса в Петербургской консерватории стал Сергей Прокофьев, чье имя теперь гордо носит международный конкурс, проводимый в Петербурге пока всего лишь второй раз.

Сам Прокофьев оставил меткую зарисовку конкурса 1914 года: "Бой роялей прошел замечательно хлестко... Глазунов клокотал благородным гневом, слушая ужасную прокофьевскую музыку... Опасными конкурентами были: Голубовская, интеллигентная и тонкая пианистка, и Зеликман, безупречно вылизанный Николаевым. Еще имели порядочные шансы: Кусковский, Гальперин, обладатель всесокрушающей техники, при помощи которой он раздавил 'Исламея' Балакирева, и бойкая Кинд, 'дитя' крайне талантливое, но несомненно музыкально недоношенное..." Нет ничего постояннее законов жанра, и кажется, что у персонажей конкурса 1995 года сменились лишь фамилии.

Несомненным лидером с первого же тура стал москвич Яков Касман, ученик Михаила Воскресенского -- интеллигентный пианист, чья умная игра и зрелость (Касман -- лауреат трех конкурсов, записавший на компакт-диск все сонаты Прокофьева и имеющий хорошие отзывы в мировой прессе) сразу же выделила его из однообразно ученической среды первого тура. Ситуация же его несколько осложнялась тем, что Касман был одним из немногих участников, не имевших в жюри покровителей-педагогов.

Крепким пианизмом и всесокрушающим темпераментом запомнился японец Кейджи Серидзава, хотя как раз эти качества не лучшим образом отразились на его интерпретации "Картинок с выставки" Мусоргского и Первого концерта Чайковского. Максим Аникушин -- ученик "самого темпераментного члена жюри" (как высказался об Оксане Яблонской председатель жюри Владимир Крайнев) играл со здоровой виртуозностью хорошего выпускника десятилетки, игра же Оксаны Михайловой (класс самого Крайнева), напротив, отличалась "учительской" аккуратностью. Среди петербуржцев заметны были одаренный Владимир Беломестных (класс Владимира Мищука), прошедший в третий тур, где он блеснул редко исполняемым Пятым концертом Прокофьева; Мария Козлова, допустившая во втором туре досадный промах; перспективный Николай Ивановский и опытный Сергей Пашкевич, необъяснимо рано -- после первого тура -- снятые с выступлений.

Секрет популярности самого жанра конкурса -- в детективно захватывающей коллизии двойной игры: одна ведется на эстраде, другая -- в кулуарах. Вряд ли можно сформулировать понятие пианистического идеала, подчиняясь которому жюри вершит свой суд. Возможно, в следующий раз было бы неплохо в дополнение к предварительному отбору участников конкурса провести отбор самих членов жюри или хотя бы сделать видеозаписи их исполнения доступными конкурсантам. Но и на этот раз жюри пошло на шаг, беспрецедентный по смелости, и открыло свои карты, продемонстрировав за роялем, что же все-таки именно ценится на конкурсе Прокофьева 1995 года. Перед публикой выступили сами мэтры: с оркестром играли Даниэл Поллак, Рудольф Керер, Лазарь Берман, сольные концерты дала Оксана Яблонская, кульминацией же стал гала-концерт членов жюри, где заметно выделялись композитор Сергей Слонимский и Елена Шишко. Не играли лишь Татьяна Кравченко, Владимир Крайнев и заболевший перед конкурсом Владимир Нильсен.

Овации, доставшиеся членам жюри в этих концертах, должны были уверить организаторов всего хорошо спланированного шоу в том, что выбор лауреата у публики недоумения не вызовет. Результат оказался ошеломляющим -- как, впрочем, и должно быть по законам жанра. Скромно державшийся в тени на двух предыдущих турах американец Роберт Тайс (ученик Поллака) явился как deus ex machina и оставил далеко позади всех претендентов на лауреатский титул своим голливудски броским, эстрадно ярким исполнением Второго концерта Прокофьева и Концерта Гершвина. Стало ясно, что идеал жюри все же был совсем иным, и для того, чтобы победить в конкурсе, культуры, интеллигентности и технической оснащенности оказалось недостаточно.