Тексты | Авторы | Издания | Спектакли | Ассоциация |

КоммерсантЪ / Суббота 09 сентября 1995

Кишиневский пианист и композитор Михаил Альперин впервые появился в Москве в начале 80-х годов в веселой музыкальной компании, называвшейся "Кварта", и сразу же поразил воображение столичной джазовой элиты, как это ни странно (если учесть любовь отечественной индустрии досуга ко всему южному), новой для нашего джаза гремучей смесью карпатской почвенности и наследственного еврейско-одесского профессионализма. Шагаловский скрипач спрыгнул со своей крыши, и на наших джаз-фестивалях появилась -- наряду с надрывом, почти по Достоевскому, Ганелина--Тарасова--Чекасина -- клезмерская ирония и юмор, точнее, смех сквозь слезы в духе Михаила Жванецкого. Альперин даже придумал свой концертный жанр дружеского шаржа -- и джазовая публика буквально каталась от смеха, узнавая в артистичных пародиях Альперина его коллег-пианистов -- Кита Джаретта и Рейна Раннапа, Чика Кориа и Леонида Чижика. Последний однажды даже пригрозил Михаилу административными мерами. Хотя позднее Миша (как он со временем стал себя называть, в соответствии все с той же одесской традицией) провел некоторое время в популярном "Арсенале", он так и остался в нашем джазе белой вороной. Наш джаз был слепком с черного американского, Альперин ориентировался уже на возникшую европейскую школу; и, наверное, именно поэтому он быстро нашел общий язык с фирмой звукозаписи ECM, утвердившей в мировом джазе в основном европейскую стилистику.

Альбом Миши Альперина и валторниста Аркадия Шилклопера "Волна печали", выпущенный ECM в 1990 году, стал первой в истории нашего джаза работой на фирме грамзаписи мирового уровня. В конце концов Альперин осел в Норвегии, где находится главная студия ECM и где живет сам Ян Гарбарек -- основатель европейской импровизационной школы, удачно синтезировавший из северной основательности и почти византийской томительности нечто вроде гипотетического общеевропейского фольклора. Альперин и Шилклопер пригласили опытного певца и исполнителя на русских народных инструментах Сергея Старостина и тоже придали своему ансамблю, так сказать, индоевропейский масштаб. И в результате их "Московское художественное трио" с бурным успехом выступило почти на всех престижных джаз-фестивалях Европы. В Осло Альперин много преподает -- в основном импровизацию как академическую и как джазовую дисциплину -- и поступает мудро, по крайней мере раз в сезон выступая в России, так что эхо его концерта докатывается и до Норвегии.

На этот раз Альперин привез с собой еще и трио вибрафониста Роба Варинга. Несмотря на то что играл Варинг на экстравагантного вида MIDI-вибрафоне (без труб-резонаторов, роль которых выполняет электроника), и играл вещи довольно изощренные с точки зрения ритмики, все время чувствовалось, что его суховатым композициям аплодируют больше из вежливости -- как любому разогревающему музыканту.

Сам маэстро Альперин привез камерную программу, явно рассчитанную на Малый зал Консерватории (где раньше уже устраивались его концерты), а не на антрепризу Николая Дмитриева в ЦДХ. И поэтому осталось ощущение, что в джазовых версиях музыки Пауля Хиндемита и норвежского классика Харальда Северуда и даже в мимолетной стилизации под Баха a la Modern Jazz Quartet таким выдающимся импровизаторам, как контрабасист Терье Ревельт и саксофонист Торе Брунборг (из знаменитой в 80-е годы группы "Маскалеро"), не хватает воздуха, несмотря на новую для Альперина графичную, почти прозрачную фактуру. Присоединившийся к ансамблю Аркадий Шилклопер лучше вписался в проверенные временем вещи -- "Гилабауэ" из репертуара еще кишиневской группы "Кварта" -- и популярный номер "Московского художественного трио" -- "Тройку". В качестве запланированного биса оба трио из Осло плюс Шилклопер сыграли специально сочиненную для этого случая "Боп-польку", в которой, наконец, смогли показать все, что умеют. Как сказал джазовый композитор Джордж Рассел, открывший Гарбарека: "Я люблю норвежцев за то, что они не только умеют посылать звук далеко в горы, но и терпеливо ждать, когда он вернется обратно". Сам Миша Альперин, похоже, этот норвежский звук уже услышал. Теперь он старается передать его нам.