 Музыкальная критикаБольшой театр проводит дезинфекцию наследия прежнего руководства моющим средством 1945 годаНовая постановка -- не премьера, а возобновление. Театр решил отказаться от постановки оперы Глинки, осуществленной в 1989 году бывшим руководством, и вернуться к версии 1945 года. На генеральной репетиции возобновленного спектакля побывали МАРИЯ Ъ-БАБАЛОВА и ПЕТР ПОСПЕЛОВ.КоммерсантЪ / Пятница 21 февраля 1997 Опера Глинки под исконным названием "Жизнь за царя" была поставлена в 1989 году прежними художественными руководителями театра -- дирижером Александром Лазаревым и художником Валерием Левенталем. Впервые спектакль был показан в Италии, а затем и на московской сцене, где прошел всего 26 раз. Тот спектакль не был шедевром, грешил красивостями, но манил современной жизненной полнотой. Теперь его авторам хода в театр нет, а вместе с ними отказано и их произведению.
Однако изгнать с афиши "Ивана Сусанина", ключевую русскую оперу, всегда бывшую одной из визитных карточек театра, никак нельзя. И новое руководство не мудрствуя лукаво решило вернуться к тому спектаклю, который был поставлен в 1945 году режиссером Баратовым и художником Вильямсом. Однако петь по осовеченному варианту либретто поэта Городецкого по теперешним временам тоже невозможно -- можно разве что вернуть название, дабы подчеркнуть обновление версии. В результате вышел симбиоз сталинского постановочного лубка с монархическим текстом барона Розена.
Вместе с тем чистоты опыта не вышло и тут -- бдительная рука литредактора Марины Чуровой цензурировала очаровательные нелепости барона вроде "Не розан в саду в огороде, цветет Антонида в народе". А какой была во времена оны постановка Леонида Баратова, остается лишь догадываться. Режиссер Вадим Милков возобновил ее как будто бережно и строго. С одной стороны, отсутствие привнесений -- благо. С другой, полноценному театральному тексту взяться было неоткуда. Спектакль играют мумии из мавзолея. Режиссура не формирует актерских работ; певцам предоставлено лишь соблюдать мизансцены на фоне красивых, хотя и неизбежно старомодных декораций Петра Вильямса и трудиться в меру своего таланта.
В недавнем интервью газете "Культура" главный дирижер Большого Петер Феранец сетовал на то, что в России полностью перевелись басы. Если кто и остался, то это Владимир Маторин -- он выглядит по крайней мере звучным отголоском русской басовой традиции, идущей от дьяконского пения и прославленной Шаляпиным, братьями Пироговыми или М. Д. Михайловым. Исправный исполнитель русских партий на мировых сценах, Маторин не упускает случая продемонстрировать разлюли-монархический стиль и не страдает от избытка интонационной точности, особенно когда стремится быть басом-профундо. Но учитывая, что многие сольные выходы и особенно коронная ария в финальном действии удались полнозвучно и трогательно, можно сказать, что Маторин (кстати, певший и в отлученной "Жизни за царя") -- попадание.
Относительная удача -- Лариса Рудакова, которая держит партию Антониды (не вполне "свою") цивилизованно, точно, чисто и культурно, хотя ее голосу не хватает мягкости и чувственного очарования, а рисунку роли -- увлекательной непредсказуемости. Остальные вокальные работы ниже всякой критики: Ваня в исполнении Марины Шутовой грубоват в нижнем регистре, Владимир Щербаков не обладает никакими теноровыми ресурсами для партии молодца Собинина -- неудивительно, что его необычайно трудная ария была купирована (впрочем, ее не было, возможно, по тем же причинам, и во времена Баратова). При этом названные певцы образуют первый состав, и нужно считать достижением, что авторитет приглашенного на постановку дирижера Марка Эрмлера (для него "Сусанин" -- тоже давняя работа в Большом) не позволил никому вмешаться в распределение партий. Работа самого Эрмлера отличается пониманием стиля (особенно в балетных сценах) и невыразительностью результата в целом. Намерения прекрасны, но хор, а иногда и группы оркестра предпочитают вступать, когда им заблагорассудится.
Если знакомиться с оперой Глинки по версии Баратова/Милкова, то можно и не узнать, что перед хором "Славься" в эпилоге идет Реквием. Его нет. И здесь уже вопрос не в том, можно ли учить нынешних школьников по букварю 40-х годов, как бы даже хорош он ни был. Хрестоматийный советский "Сусанин" -- это не произведение Глинки. Эта опера -- вовсе не череда сусальных картинок, а нечто сродни хоровой литургической драме, и Сусанин совсем не обязательно должен ходить пузатым дедом -- напротив, ему 33 года, и подвиг его сродни жертве Христа: недаром же Глинка на полях партитуры сокращал его имя как "И.Сус" (эти наблюдения были сделаны культурологом Татьяной Чередниченко). Способы современного прочтения корневой русской классики могут быть разными, но несомненно, что они могут быть выражены на уровне подспудном, доступном восприятию широкого зрителя.
В нынешней постановке никак не чувствуется, что Глинка, возвысивший, как писал Одоевский, русскую народную песню до жанра трагедии, был просвещенным итальянистом. Что, с другой стороны, он был рьяным сторонником православия, самодержавия и народности -- но умер на чужбине, а пересекая границу Государства российского, поворотился назад и с горечью плюнул в сторону отечества. Сложные отношения великого композитора с родной культурой выражает лишь одно, и самое лучшее, что есть в этой очередной старой песне о главном,-- прекрасные поляки.
Польский акт по традиции является самым зрелищным и популярным -- до такой степени, что центр оперного действа смещается в сторону балета. Он и в самом деле здесь лучше, чем у прежних худруков -- и сценографией Вильямса, и хореографией Ростислава Захарова, которая сейчас ценна тем более, что не так много осталось в Большом островков настоящего характерного танца. И мастерством балерины Нины Семизоровой, заметно превосходящей остальных солистов. Старшее поколение, правда, может вспоминать с ностальгией, что когда-то вальс в "Сусанине" танцевала Семенова. А нам впору предложить -- почему бы не сделать (чем биться ради поляков над целой оперой) вечер оперной хореографии: "Сусанин", "Млада", "Фауст"? Еще были прекрасны колокола в финале -- а вечер колокольной музыки, разве плохо?
На смену восьми премьерам прошлого сезона (пусть удачной из них была только "Хованщина" Ростроповича-Покровского, и то лишь на премьерных спектаклях) пришли ремейки постановок бывших худруков. Следующим из них станет "Иоланта" Чайковского, которую будет переставлять Георгий Ансимов. По этой опере вполне можно было бы взять и тайм-аут -- но до тех пор, пока не пройдет полная дезинфекция наследия предшественников, Большой не разберется с оперной историей.
Завтра в рубрике "Мнения" мы поместим высказывания известных музыкантов об "Иване Сусанине" в Большом театре. |