Тексты | Авторы | Издания | Спектакли | Ассоциация |

Известия / Среда 07 июля 1999

Вагнеровская кампания Валерия Гергиева, далеко превосходящая по смелости и титанизму все, что есть в отечественном музыкальном театре, вступила в очередную стадию. К "Парсифалю" и "Летучему голландцу" добавлен "Лоэнгрин", объявлено о проекте постановки "Кольца Нибелунга": уже в следующем сезоне могут появиться две первые части тетралогии -- "Золото Рейна" и "Валькирия".

Верим или не верим? Конечно, верим -- хотя еще два сезона назад, в пору подготовки "Парсифаля", скепсиса было более чем достаточно. Затем проблема поменялась на обратную: в "Парсифале" Гергиев взял такую музыкальную высоту, что дальнейшее движение могло означать только спуск. Тем не менее "Летучий голландец", последовавший через год, доказал, что у Гергиева и его оркестра так же мало проблем со штормами и матросскими гуляньями, как и с магическими музыкальными сущностями Чаши и Копья. Обозначился и вагнеровский певческий состав с Беззубенковым, Путилиным и Гоголевской в основе, открытый к пополнению молодежью (Луцюк, Швец) и даже стажерами (вспомним красивый дебют Млады Худолей в партии Сенты). Свежая премьера "Лоэнгрина", увенчавшая собой фестиваль "Звезды белых ночей", способна этот оптимизм несколько поколебать.

Спектакль, впрочем, не относился к тем, что бывают у Гергиева в злые дни, когда перестаешь узнавать дирижера, оркестр и весь прославленный театр -- нет, маэстро держал ситуацию под контролем, и если извинить пестро, а порой и с браком игравшую группу медных в оркестре, а также исключить из рассмотрения постоянно шкодившую сценическую медную "банду", то можно было плениться грустью небесных звуковых красок и проникнуться состоянием торжественной обреченности. К сожалению, вокальных побед на этом фоне было не так уж много.

Лоэнгрина пел гость. Под занавес фестиваля один именитый европейский певец все-таки появился. Шведский тенор Геста Винберг провел партию аккуратно и экономно, тщательно уходя от трудностей и сохранив запасы для нескольких звучных нот. Надо думать, впоследствии его достойно заменит местный коллега Виктор Луцюк. Приятное впечатление произвела безвинная Эльза в исполнении молодой певицы Татьяны Павловской, которой жюри премии "Балтика" присудило в этом году приз "Надежда". Пение Павловской -- отрадное веяние времени, диктующего молодым певцам стремление воспитывать свой талант хорошими пластинками: тонко впитав интонации германских див вроде Лотте Леман или Элизабет Шварцкопф, она нашла им созвучие в своем голосе -- не хватило только техники, позволившей бы ему повсюду литься широко, мягко и свободно. Злюкой Ортудой была проверенная Лариса Гоголевская, подтвердившая свое умение петь мощно, фразировать ярко и надорваться к финалу. Фридриха Тельрамунда спасло от последнего лишь то, что он был вовремя убит, -- видно, в Мариинке вышел запас баритонов, если пришлось звать глуховато звучащего Эдема Умерова из "Санкт-Петербург-оперы". Но и свой Михаил Кит в партии нерешительного короля Генриха не поддержал мариинскую басовую марку. Обидно будет, если для "Кольца нибелунга" всех богов, великанов, карликов и дочерей Рейна придется наскребать из столь хромающего наличного состава, без возможности полноценных замен и дублей.

Однако певческим рядам никогда не поздно будет укрепиться. А в постановочной части "Лоэнгрина" исправить будет трудновато. Здесь кривая падения выглядит значительно круче. Удачей "Парсифаля" была прежде всего цельность спектакля, при всех сомнительных моментах его концепции и постановки. Ощущение сакрального пространства, наполненного чувственной восторженностью, было ни с чем не сравнимо. В "Летучем голландце", оформленном, казалось бы, несравненно более изящно и современно, спектакль уже разламывался на части -- легкие сценические образы и плотная, взрывная музыка существовали в лучшем случае в равнодушном соседстве. В "Лоэнгрине" все вышло значительно проще. Облик сцены провинциален и отлично ладит как раз с плохим пением и неряшливой игрой. Декорации и костюмы созданы по эскизам покойного Евгения Лысыка -- и если в "Парсифале" его же работа была стыдливее освещена и не определяла погоды, то в "Лоэнгрине" мелкотравчатая, неприятно нарисованная журнальная готика засоряет вид и мельчит жизнь раскидистому постояльцу -- вагнеровской музыке. Что же касается постановщика, то певец (почему нет? -- певец) Константин Плужников, запросто вспрыгнув на облучок вагнеровской режиссуры вместо Тони Палмера и Темура Чхеидзе, без затей выставил певцов пузом (в монологах) или боком (в дуэтах) к зрителю, да тем и ограничился. Такая режиссура была бы хороша, когда бы пели божественно да костюмы носили от портных императорского двора. Был, правда, мальчик -- был, вначале одетый в лебедя, а потом раздетый и с кровавой полосой на теле. Оказалось, юный Готфрид -- это царевич убиенный. Как хорошо, что мы раньше этого не знали.

На фоне последней премьеры смотрится почти шедевром половинчатая "Пиковая дама" Александра Галибина, располагает ко вниманию замученный режиссерской мыслью Юрия Александрова "Семен Котко" -- другие недавние премьеры Мариинки. Есть надежда, что грядущее "Кольцо" все же не возьмет опыта "Лоэнгрина" на вооружение -- его собирается ставить Йоханнес Шааф, опытный и европейски известный. Пока же логика вагнеровских постановок (как и большинства других) в новом Петербурге не свидетельствует о том, что Мариинский театр действует подобно просвещенному интенданту, заботящемуся о счастливом браке музыки и сцены.

ПОДПИСЬ:

Геста Винберг (в центре) спел Лоэнгрина и придал фестивалю "Звезды белых ночей" международное звучание