Тексты | Авторы | Издания | Спектакли | Ассоциация |

Известия / Вторник 13 июля 1999

Бывает так, что наши основные театры (как оперные, так и драматические), справедливо гордящиеся своим центральным репертуаром, вдруг пускаются в эксперименты -- тогда возникают спектакли, идущие на малых сценах или даже в фойе. В случае удачи они становятся не менее важны для избранной публики, чем продукция главной сцены, а для знатоков-ценителей особенно поднимают марку театра. Такой была, к примеру, "Свадьба Фигаро" Моцарта, поставленная Александром Тителем для стажерского состава в Музыкальном театре имени Станиславского и Немировича-Данченко. Теперь подобный опыт появился и в стенах "Новой оперы" Евгения Колобова. Значение его тем более высоко: перед московской аудиторией предстала опера, выходящая за рамки привычного репертуарного набора XVIII--XX веков, -- "Дидона и Эней" Генри Перселла (1689).

Это одна из немногих опер доклассического периода, представленных на московской сцене. Есть "Дафна" Марко да Гальяно в театре Станиславского и дружно разруганная критикой "Коронация Поппеи" Клаудио Монтеверди, выпущенная в прошлом году Камерным театром Бориса Покровского; был еще "Король-пастух" Бальтазаро Галуппи, сыгранный и спетый Академией старинной музыки Татьяны Гринденко в концертном варианте.

Строго говоря, и состоявшуюся премьеру "Дидоны и Энея" Перселла в программках скромно именуют концертным исполнением. Неизвестно, суждена ли ей дальнейшая сценическая судьба: известно лишь, что молодой режиссер Наталия Анастасьева задумывала некий пролог, в котором должна была отразиться история создания оперы, написанной уникальным классиком непопулярной британской музыкальной культуры для воспитанниц пансиона. Пока же мы можем лишь домысливать облик того дерзкого любительского спектакля, создавая который Перселл ухитрился написать красивейшую английскую оперу, сочетающую эпическое дыхание "Энеиды" Вергилия с ультрасовременным театром призраков и ведьм постшекспировских времен.

В настоящем исполнении "Новой оперы" все это скорее угадывается, нежели воплощается. Между тем виден любовный и пламенный труд, на который отважился молодой дирижер Дмитрий Волосников, он пока известен лишь екатеринбургским опероманам, а опера "Дидона и Эней" оказалась его московской учебно-аттестационной работой. Самое ценное -- Волосников попытался привить музыкантам и певцам свойственный ушедшей эпохе стиль звукоизвлечения: пусть оркестру "Новой оперы" и со скрипом давался способ игры XVII века, а певцы едва приспосабливали свои оперные голоса равно как к манере ушедших оперных времен, так и к сдержанной подаче звука в акустике фойе. Стоит все же отметить баланс увлеченности и сдержанности, достигнутый Яной Иваниловой (сумевшей в скудных сценических условиях создать вид трагической оперной героини), Любовьей Петровой и Андреем Бреусом. И если в пении Елены Свечниковой (Колдунья) и были опереточные переборы, то ее младшие коллеги-ведьмы (Людмила Кафтайкина и Елена Поповская) восстанавливали баланс между безмерным барочным чувством и оглядкой на музейный стиль трехсотлетней давности -- а ведь поди разберись, что сейчас ценнее для современного театра! Два тенора во второстепенных партиях (Дмитрий Пьянов и Марат Галиахметов) компенсировали зазор между практикой высокоголосного барокко и реалиями наших дней, когда мужским голосам не пристает оставаться на обочине вокала.

Не стремясь выдать результат за идеал (была и фальшь в оркестре, и неточности у певцов), примем на сей раз желаемое за действительное -- уж слишком хочется слушать в Москве не только "Травиату" (ее премьеру у Евгения Колобова мы с волнением ожидаем) или "Евгения Онегина" с "Борисом Годуновым", но и раритетные драгоценности, позволяющие нам смерить обычный поток с глубинами истории.