Тексты | Авторы | Издания | Спектакли | Ассоциация |

Известия / Среда 29 декабря 1999

Хочу изложить теорию, согласно которой московский музыкальный год должен измеряться не по сезонам (с осени по лето), а по календарным годам (с января по декабрь). Конец года -- кульминация музыкальных будней: нет ни одного мало-мальски значимого солиста или коллектива, который не пожелал бы явить публике свои лучшие достоинства в пору расцвета музыкальной жадности -- с 1 января она закономерно ослабевает, уступая место ощущению открывшегося запаса времени. На декабрьской арене -- не только Спиваков и Башмет (о них еще напишем), но и ведущие московские оркестры.

Федосеевцы отслужили декабрь раньше других, победоносно сыграли Торжественную мессу Бетховена (мы писали) и отбыли на европейские гастроли. Настал черед подтверждать свой авторитет экс-плетневцам -- хоть убейте, язык и компьютер все еще отказываются именовать их спиваковцами. Всю осень за пультом Российского национального оркестра менялись кондуктора, и каждый пытался с налета сыграть свой собственный блестящий концерт. Лучшим был Пааво Берглунд -- с ним оркестр прелестно исполнил Сибелиуса, то ли из любви к финскому "деду", то ли потому, что партитуры не требовали большого состава. Все прочие дирижеры -- Роберт Бахман, Андрей Борейко и сам Михаил Плетнев -- побед не достигли. Усталый, то и дело разбегающийся по халтурам коллектив -- совсем не тот плетневский оркестр, который в середине 90-х демонстрировал уровень экстракласса.

Очередное харакири РНО устроил себе, взявшись исполнить Шестую симфонию Малера. Огромным составом с многочисленными внештатниками дирижировал молодой, но опытный уральский дирижер Дмитрий Лисс, на Малера очень похожий. С первых же тактов он крепко взял вожжи в свои руки; скоро стало ясно, что архитектуру симфонии строитель понимает блестяще и намерен возводить здание до конца, что он и делал, невзирая на то, что цемент по дороге сох, а шифер ломался. Через час с лишним наступила пора оглядеть построенное. С последним аккордом, уходящим в тишину, мы отступили на несколько шагов; крышу дома завершала труба. В последний момент, вместо того чтобы испустить уютный дымок, труба киксанула на самом нежном месте, и дом рухнул. Нас не смогли утешить и воспоминания о первом отделении, в котором Юрий Башмет солировал в "Кол нидрей" Бруха (в памяти остался красивый, как всегда, тембр альта, но не более), а потом Башмет же и выцветший Мишель Порталь (кларнет) играли Двойной концерт того же автора, едва собрав его с помощью Дмитрия Лисса на живую нитку.

Концерт "светлановцев" внушал гораздо меньше надежд: в последние месяцы основным занятием оркестра стала война с собственным главным дирижером. Отношения испорчены, а в апреле надо играть ораторию Листа "Христос". Даст ли оркестр скрутить себя в бараний рог или Светланову с "Христом" придется искать другой оркестр, а заодно и деньги на него -- вопрос, еще не разрешенный. Казалось бы, тут не до музыки -- и удивительно, что поэму Штрауса "Жизнь героя" (не менее громоздкую, чем Шестая Малера, не осиленная экс-плетневцами) Госоркестр не провалил. На выручку пришел Джансуг Кахидзе, который поступил как матерый волк -- не поддавшись искусу индивидуальной интерпретации, он скупыми жестами помог оркестру миновать рифы и пройти курс без особых потерь. Оркестр же показал солидный запас прочности.

"Стикс", новое сочинение Гии Канчели, сыгранное Госоркестром и Кахидзе, вызвало овации Большого зала консерватории, заполненного с аншлагом -- такого с премьерами современных композиторов не было давно. Канчели остался верен себе -- в его сочинении занят огромный состав оркестра и хор (консерваторцы под руководством Бориса Тевлина), но в 95% музыки оно тихое и очень тихое. Драгоценной ниточкой выписана партия альта, и Юрий Башмет в этот вечер имел свой звездный час. "Стикс", по берегам которого стоят мир живых и мир ушедших, нес свои воды, переливаясь красотами всех цветов: то альт играет небесными флажолетами вместе с хором, то бас-гитара вместе с контрабасами (фирменный прием) поднимает на себе пряный, чувственный аккорд. То вдруг -- полным составом на "три форте" с колоколами: в эти минуты зал замирал от чувства великолепия. Имели место и нехитрые мотивчики у рояля с клавесином, совсем как на "Мосфильме" или "Грузия-фильме" в старые времена, и даже народный танец. Назначив альту Башмета роль перевозчика через Стикс, Канчели и сам стал Хароном в музыке. Если Шнитке писал только о личном, а Тертерян только о безлично вечном, то Канчели находится ровно посередине. Его новый опус -- тоже между мирами: не столько современное искусство в интеллектуальном понимании, сколько, в основе, кино- или даже рок-музыка, предельно окультуренная, замедленная, почти до исчезновения растворенная в симфонических объемах, но сохраняющая подспудный импульс непосредственного утробного действия.

В те же дни, когда лучший независимый оркестр не блистал в Малере, а прославленный государственный не тонул в Рихарде Штраусе, на той же сцене появился Оркестр Большого зала консерватории. Он был не чем иным, как студенческим оркестром Консерватории, вместе с которым работали студенческий хор и солисты-певцы -- вчерашние студенты. В начале декабря Геннадий Рождественский решил, что свой очередной раритет -- забытую ораторию Мендельсона "Илия" -- он исполнит с молодыми силами. Консерватория организовала дело, факультеты заработали, и к приезду Рождественского все было выучено. Результат превзошел ожидания: давно уже Москва не слышала исполнения столь свежего и вдохновенного -- только публики было обидно мало. Хор звучал лучше любого самого опытного хора, оркестр, еще не слишком взрослый, чтобы играть строго по руке, тоже не ударил в грязь лицом. Бас Владимир Байков пел от лица Ильи-пророка в стиле и с энтузиазмом. Ансамбль солистов, сплошь хороших, украшало лучистое сопрано Яны Бесядынской. Даже тертый филармонический тенор Алексей Мартынов, затесавшийся в молодую компанию, пел на порядок лучше обычного. Точные и нужные, едва заметные жесты Геннадия Рождественского сообщали происходящему легкость и вкус нового открытия, которого вполне заслуживала пышная, героическая и сладкая, академичная и многофигурная, как наше "Явление Христа народу", оратория Мендельсона.

Так вот вам и оркестр да хор, с которыми Светланову не стыдно будет явить народу "Христа" Листа! -- осенило тут вашего корреспондента. Оказалось, осенило не его первого: в углу ложи, спрятавшись от зала за портьерой, сидел Евгений Светланов. Не исключено, что опыт Рождественского, своего давнего соперника, он изучал и для собственных нужд. Позже я узнал, что перспектива сотрудничества со Светлановым уже обсуждалась с ректором консерватории. И в самом деле, зачем чинить насилие над взбунтовавшимся Госоркестром, который вынес Светланову вотум недоверия, бойкотирует распоряжения Минкульта и вкатил иск самому министру, если есть столь превосходные, молодые, боевые и бесплатные силы, с которыми маэстро на склоне лет мог бы заключить красивый союз юности и мудрости? Пройдет Новый год, и нас еще ждут веселые времена.

ПОДПИСИ:

Гия Канчели, певец мифологического "Стикса"

Геннадий Рождественский, проводник ветхозаветного "Илии"