Тексты | Авторы | Издания | Спектакли | Ассоциация |

Известия / Вторник 01 февраля 2000

На столичную сцену вернулась первоначальная, оригинальная редакция оперы Шостаковича, подвергнутая разносу в 1936 году. Путь к возвращению проложил тот же Ростропович, три года назад совершивший сексуальную революцию, сбор от которой пошел на восстановление храма Христа Спасителя, -- однако это было только концертное исполнение оперы. В репертуар Большого театра, чего хотел Ростропович, опера не попала, не закрепилась она и на сцене Мариинки, где продолжает идти позднейшая, приглаженная версия под названием "Катерина Измайлова". Первую редакцию поставили в Новосибирске, но не слишком удачно. Теперь "Леди Макбет Мценского уезда" пополнила репертуар московского театра "Геликон-опера", в очередной раз доказавшего свое умение утирать нос первым сценам страны.

Синхронная сдача оперы Москвой и Мадридом -- только совпадение. Однако оно показывает, что русских исполнительских сил в мире хватает по крайней мере на двух "Леди", а то и более. В Мадриде в очередь со Светланой Добронравовой поет новосибирская прима Светлана Савина. Тем временем Москва предъявляет свою карту: главная музыкальная удача спектакля -- Катерина в исполнении Анны Казаковой, которую можно прочить на эту роль в любой следующий международный проект. Стопудовую партию мценской леди Макбет Казакова поет объемным и очень плотским звуком, чередуя истерику с характерно пустым, как в трубу, тембром, чем напоминает Галину Вишневскую. Правда, отвечая на прямой вопрос, Казакова гордо открестилась от знакомства с этим исполнительским эталоном.

Успехи последних лет, принесших "Геликон--опере" востребованность на Западе, обязали театр заботиться не только о славе разрушителя основ и потрошителя штампов, но и о музыкальном уровне. В качестве дирижера на "Леди Макбет" привлечен Владимир Понькин, пользующийся парадоксальной славой обладателя самой легкой руки, самого воздушного таланта и самого проблемного московского оркестра, прозябающего в недрах недоукомплектованной филармонии. С оркестром "Геликона" Понькин поработал на совесть, добившись и слаженности, и тонкости, и хлесткой грубости. Хорошо звучит и хор, не пасуя даже перед пением фуги, которую, впрочем, Понькин ведет в осторожном медленном темпе. Ансамбль певцов звучит пестро и неровно, но никто не портит общего впечатления.

Режиссер Дмитрий Бертман в соавторстве с художниками Татьяной Тулубьевой и Игорем Нежным решили спектакль в своей излюбленной манере. Разумеется, никаких признаков Мценского уезда на сцене нет. Действие просходит в антураже котельной; шахты, забранные железной сеткой, превращаются в клетки; Катерина -- томящаяся буржуазная дамочка; ее любовник -- официант; вокруг снуют то угрюмый рабочий класс, то секретарши, то веселящийся плебс. Отсветы Диего Риверы и мексиканского сюрреализма здесь уместны -- драма похоти, которая становится любовью, будучи оплачена убийством, вполне провоцирует решение в сюрреалистическом ключе. К этому же располагают и многочисленные сексуальные сцены, при всей откровенности поз лишенные эротического волнения. Но легкому таланту Дмитрия Бертмана часто оказывается милее то, что близко лежит, -- стилистика молодежного шоу ("задрипанный мужичонка" в исполнении рок-певца Михаила Серышева предстает с микрофоном и бэк-вокалом) и соц-арта (квартальный появляется в милицейской форме). Эта же легкость, с какой Бертман эклектически чередует разностильные сцены, спасает его от занудной последовательности. Безусловно получилась ария про озеро на каторге, которую Анна Казакова исполняет в платье невесты, попутно рожая из-под его полы куклу -- мотив, первоначально задуманный, но отброшенный Шостаковичем.

Победы постановщиков и дирижера все же не отменяют главного вопроса: стоило ли вообще браться за оперу Шостаковича? Обычно работа "Геликона" оставляет ощущение праздника и забавы -- независимо от того, хорош спектакль или нет, радостен или мрачен. В этот раз такого ощущения нет. Виной тому не исполнительские, а акустические проблемы. Огромный по составу оркестр, усаженный в тесном зале на 250 мест без ямы, тяжело наваливается на уши. Все струнные сидят слева, все духовые справа -- сумма и масса соблюдены, но звукового слияния не происходит. Сцена порки работника Сережи может служить метафорой отношений спектакля и слушателя, добровольно выпоротого. Тем не менее авторов спектакля такой перебор не смущает: следующим проектом Владимира Понькина в "Геликоне" будет одна из опер Вагнера.