 Музыкальная критикаПосле РихтераОфициально фестиваль, проходящий в Пушкинском музее, называется "Декабрьские вечера Святослава Рихтера". Название громоздкое и дезориентирующее: спустя три года после смерти своего основателя фестиваль уже исчерпал рихтеровские репертуарно-тематические заготовки и живет сегодняшним днем. И все же в этом названии есть смысл: почти каждый концерт заставляет мысленно возвращаться к Рихтеру как к точке отсчета.Известия / Суббота 16 декабря 2000 Среди участников фестиваля есть непосредственные партнеры Рихтера -- например, певец Петер Шрайер, открывавший фестиваль. Но уж как, казалось бы, далек от рихтеровского пианизма британский контратенор Майкл Чанс, поющий под лютню, однако и он косвенно связан с Рихтером через музыку Бенджамина Бриттена, без которого, вероятно, не развелось бы в Британии столько превосходных контратеноров.
Новые участники "Декабрьских вечеров", супружеская пара Хартмут Хелль и Мицуко Ширай, тоже попали в рихтеровский контекст -- через песни Гуго Вольфа и воспоминания о том, как Рихтер исполнял их в ансамбле с Дитрихом Фишером-Дискау. То был прорыв, ведь ранее песни Вольфа, путаные, сложные и больше похожие на стихотворения, положенные на музыку, рисковала петь лишь отважная Зара Долуханова. Благодаря Рихтеру и Фишеру мы узнали настоящего немецкого Вольфа, усилиями которого шубертовская песенная традиция дошла до крайнего субъективизма и самоуничтожения. В те же годы постоянным партнером Фишера был и Хартмут Хелль; его дуэт с певицей японского происхождения Мицуко Ширай -- другая ветвь той же культуры, обогащенная привкусом азиатской эзотерики. Если Фишер порой подавлял партнеров (на это скупо жаловался Рихтер), то дуэт Ширай--Хелль -- образец идеальной гармонии, в которой тон задает пианист. Игра Хелля, утонченная, нервная, совершенная по звуку и мастерству, руководила сюжетом песен, в то время как голос Мицуко Ширай, чуть стертый (певица выступает уже около тридцати лет), но послушный языку, фразе и интонации, вписывал свою строчку в общий узор. Программа песен Вольфа была столь разнообразна -- от смешного "Крысолова" до метафизической Песни Миньоны на слова Гете -- и самодостаточна, что вряд ли стоило разбавлять ее выступлением струнного "Аурин-квартета", изящно сыгравшего Итальянскую серенаду Вольфа, но дурно и неряшливо исполнившего четырехчастный ре-минорный Квартет.
Фортепианную игру высокого класса показал и постоянный участник фестиваля Михаил Плетнев. Не склонный размениваться на бисы и поклоны, он отыграл капитальную программу из Моцарта и Бетховена и удалился таким же замкнутым, каким пришел. Сознательно или нет, программа была выбрана рихтеровская (15-я и 32-я сонаты Бетховена, до- и соль-мажорные Моцарта; не поручусь только за редкое моцартовское Адажио си минор). Раньше лишь немногие согласны были увидеть в Плетневе пианиста, идущего Рихтеру на смену: теперь он завоевывает все больший авторитет. Рихтер находил в Моцарте и Бетховене высокий стоицизм, к которому приобщал слушателя. Плетнев ходит около тех же высот, но в одиночестве. Однако его манера цедить музыку сквозь зубы не лишена значительности; его продуманное и отрефлектированное исполнение выявляет внутренние связи далеких частей программы (например, в Моцарте -- медленных); к тому же Плетнев играет теперь все крупнее и проще, все менее манерно и местами, если вслушаться, искренне увлеченно.
Увы, португальская пианистка Мария Жоао Пиреш заболела и на фестивале не выступила; но на очереди -- старый знакомый Олег Майзенберг, а на горизонте -- молодое дарование из Франции Джонатан Гилад. До конца века мы еще кое-что узнаем о пострихтеровском пианизме.
ПОДПИСЬ:
Мицуко Ширай и Хартмут Хелль покорили публику ансамблевой гармонией
|