Тексты | Авторы | Издания | Спектакли | Ассоциация |

Известия / Пятница 01 сентября 2000

Пока в России кипели страсти вокруг Большого театра, руководитель Мариинки завоевал взыскательную публику Зальцбургского фестиваля. Ненароком выяснилось, что Гергиев -- самый задействованный в Зальцбурге дирижер. Из пяти трансляций австрийского радио маэстро занят в двух. Словом, Гергиев -- это брэнд, олицетворение успеха.

На следующий вечер после "Дон Жуана", имевшего громкий успех, мы сидим в саду имени Фуртвенглера напротив Фестшпильхауса. В руках маэстро -- первые отклики. Он читает все о себе и цитирует прессу трехлетней давности.

-- Я начал здесь "Борисом Годуновым". Жерару Мортье (художественный руководитель Зальцбургского фестиваля. -- М.Б.) был брошен упрек, что фестиваль, замыкаясь на определенных известных фигурах, перестал открывать миру новых музыкантов. Тогда мое имя, как, к примеру, и дирижера Саймона Рэттла, называлось в списке подающих надежды. Сейчас при формировании программы оно возникает автоматически. Пресса хорошо оценила "Бориса", где участвовали и солисты Мариинки. Однако в России была пара отрицательных статей. Я не говорю о себе -- пусть я дирижировал не так, но как можно писать, что Ольга Бородина плохо пела Марину Мнишек? При ее голосе и мастерстве! Сегодня она -- одна из самых запрашиваемых певиц, способных исполнять музыку разного стиля. Она непревзойденная Марфа и уникальная исполнительница французской музыки.

-- Что подтвердил гала-концерт на лондонских гастролях. Она феноменально спела Кармен (исполнялась заключительная сцена, где партнером Бородиной был Доминго). Даже на Западе редко услышишь такую филигранную французскую декламацию.

-- Мариинский театр идет вперед, у него есть будущее! Такой успех важен не только для театра, его международного утверждения. Запад начинает иначе смотреть на Россию. Она перестает быть в его глазах страной медведей и танков, а становится страной великой культуры, достойной уважения мирового сообщества. Мы работаем на имидж России. Однако этот успех прошел мимо русской прессы!

-- Как же? "Известия" делали обзор английских изданий по гастролям!

-- Да, я читал. Однако "Известия" опубликовали несколько мнений, тогда как число рецензий исчислялось не десятками -- было 200 статей.

-- Разве можно поместить все? Обзор -- это выбор.

-- Но этот выбор не отразил тех акцентов, которые сделала английская критика, оценившая гастроли как культурный прорыв. Перекрыли Дягилева! Сравнение с Шаляпиным! Это не мои слова, их англичане написали. Таких слов Россия не услышала. Постоянно читая западную прессу, знаю, как она придирчива, каким разносам подвергаются знаменитости и потому какую цену имеет похвала. После таких откликов странно читать питерские издания, где постоянно нападают на театр. Им не нравится все: Йоханнесс Шааф -- плохой режиссер для Вагнера, "Хованщина" -- плохой спектакль, потому что там писаные декорации и исторические костюмы, а это, дескать, вчерашний день. Я видел сейчас в Зальцбурге постановку Вернике "Троянцы". Хороший спектакль, но нет больше сил смотреть на каски и шинели. Меня тошнит от этого современного стиля. Надоели каски в опере!

-- От него тошнит всех, кто объелся западными технологиями. Это пресловутый евроремонт, только в опере. Ваши оппоненты хотят новизны -- чтобы в Мариинском было как на Западе. Всю жизнь глядевшая на боярские шубы и резные терема на фоне рисованных закатов, Россия уповает на евростиль как спасение от рутины. Увидеть в "Хованщине" культурную нетленность было возможно в Лондоне. "Хованщина" и "Мазепа" -- красивый эксклюзивный товар, за которым могучая марка -- Россия, русский театр. А современный "Семен Котко" -- рядовой опус, возможный на любой западной сцене средней руки. "Котко" или "Троянцы" устаревают на глазах, аутентичная "Хованщина" свежа всегда.

-- Просто не все еще у нас догадываются об этом. Я вижу в ней не только настоящее, но и будущее русского театра. Тот тип спектакля, который никогда не умрет. "Хованщина" не хуже "Троянцев", а лучше, к этому неизбежно приходишь, насмотревшись вживую западного мейнстрима. А как вам наши "Руслан" и "Садко"?

-- Вы первыми в России взялись за театральный аутентизм, за восстановление подлинных обликов старых спектаклей. Историк театра плачет от счастья, глядя на эти драгоценные раскопки. Меломан -- тем более, ибо в них свободно дышится певцу, не скованному ярмом концепции. Эти спектакли красивы -- пусть стонет искусствовед. С начала 1990-х Мариинский театр, вернувшись к своему прошлому, начал открывать сокровища -- русскую театральную живопись начала века. Как эти спектакли могут не нравиться?

-- А питерские критики их терпеть не могут. Я не могу понять, почему они не считают это театром? Несмотря ни на что, я не собираюсь сокращать этот слой репертуара, снимая, например, "Руслана".

-- Постановка "Кольца Нибелунга"-- внеразрядное историческое событие для России. Мы сближаемся с миром, где "Кольцо" -- репертуарное название. Здесь должен быть и режиссер первого ряда, а не просто опытный и хороший. "Кольцо" должно стать событием культуры, а не только музыки. Вопрос упирается в средства?

-- Нет. Мариинский театр может себе позволить приглашать первые имена. Но важно не само имя, а результат -- вот Вернике ведь как раз из первого ряда. Постановка "Золота Рейна" -- результат шагов многолетней давности. С Шаафом мы работали в Мюнхене над "Борисом Годуновым" в 1991-м. Я удовлетворен его Вагнером -- он много сделал для наших актеров, а это тот багаж, с которым мы будем делать театр завтра. Мне нужно, чтобы молодые певцы работали и в российском, и в мировом пространстве. Вы знаете, сколько сегодня мариинских певцов выступает на Западе? Примерно 50! За всю предыдущую историю театра их было около десяти и только за последние годы -- 50. А вообще, одна из больных для меня проблем -- поиск режиссера. Русского режиссера. С идеями, вкусом и чувством музыки. Мне важно, чтобы он умел работать с актерами, чтобы они у него учились. Причем в сжатые сроки. Я могу заниматься с певцами сценой, показывать, как сделать роль, но не имею на это времени. За одного хорошего русского режиссера я отдам пять певцов! Почему критики не заняты поиском имен? Почему никто не поможет состояться новому постановщику?

-- Могу назвать Дмитрия Белова, который только что сделал в Саратове неординарного, полного свежих идей "Евгения Онегина" и приглашен туда ставить еще. В Мариинском работает Алексей Степанюк, способный не только на хорошие стилизации. Оба чувствуют оперу и не рвутся делать из нее драматический спектакль. Но сегодня важнее даже не режиссер, а художник -- его класс обеспечивает уровень спектакля.

-- А как вы думаете, почему я приглашаю Георгия Цыпина, сценографа с мировым именем, уже пятый раз? Высоко ценя его работу в "Катерине Измайловой", я ищу режиссера, который откроет дыхание этому спектаклю, взорвет декорации, заставит работать силу, что в них заложена. Как вы считаете, мог бы Белов это сделать? Где он живет и как его найти? В Москве? Может быть, вызвать его сюда для разговора? (Гергиев набирает на мобильном телефоне номер Белова).

-- Ваши планы в Зальцбурге на следующий год?

-- Ставлю "Катерину Измайлову" с немецким режиссером Петером Муссбахом. Я предложил Шостаковича, а Мортье назвал режиссера. Когда меня стали приглашать сюда постоянно, я предупредил Мортье, что я не один. За мной стоит огромный коллектив -- Мариинский театр. Я не могу просто исполнять здесь программы, я хочу играть определенных композиторов. Где великие русские имена? Почему на фестивале такого ранга нет Чайковского, а есть Курт Вайль? Я посмотрел здесь эту "Трехгрошовую оперу" и спросил: как можно всерьез считать, что Вайль лучше Чайковского, как здесь мне заявили? Я сказал тогда Мортье за обедом, который перешел в четырехчасовой разговор: "Нужно ставить Чайковского, Прокофьева, Шостаковича". Нужно разворачивать музыкальный горизонт фестиваля. Здесь должен играть Башмет. Этот выдающийся музыкант никогда не выступал в Зальцбурге! А молодой Максим Венгеров имеет здесь сольные концерты ежегодно. Именно так: здесь будут Башмет и Шнитке. Результатом этого разговора мы имеем русские проекты, которые разворачиваются ежегодно. Сегодня я ищу героиню для Шостаковича.

-- Мне кажется, что по сравнении с прошлым годом с места сдвинулся не только оркестр, но и сцена.

-- А как вы думаете, чем я занимался на репетициях? Делал с актерами роль, а не только партию! Мне очень ценно признание Венских филармоников, с которыми я постоянно играю. Их представитель подошел ко мне и выразил мнение оркестра: подобных ощущений они не испытывали со времен Фуртвенглера. В проекте -- их приезд в Петербург.

ПОДПИСЬ: Зальцбургский фестиваль. "Дон Жуан" Моцарта. Слева -- Донна Анна (Рене Флеминг), в центре -- Церлина (Софи Кох)