Тексты | Авторы | Издания | Спектакли | Ассоциация |

Известия / Вторник 30 января 2001

Башкирский театр оперы и балета -- единственный в России, кто отметил вступление в новое тысячелетие новой постановкой. Плодовитый Салават Низаметдинов (все три его оперы здесь поставлены, а между тем композитор пишет четвертую и задумал пятую) разразился эпохальным творением, посвятив его тысячелетию уходящему. Либреттисты Р. Галеев и Р. Хантимиров воплотили тоску по мировой культуре в жанре прогулок: некие двое говорят о сокровенных связях всего сущего, создавая текстом "Маленького принца" Экзюпери чистую и человечную тональность, нетипичную для современного театра. Один из них -- либреттист и режиссер Рустем Галеев, создавший лучшую роль в спектакле. Между диалогами под мелодию, схожую с главной темой "Лебединого озера", проходят герои минувшего, к которым непонятным образом примкнул античный философ Сократ. Его товарищами по экспозиции выступают Хайям, Микеланджело, Лермонтов и Есенин (ни одного композитора). Пробег по культуре в шести картинах завершаем мы, торгующие прошлым на аукционе.

Актуальная затея и масштабный подход с первой же секунды не только понятны, но и близки зрителю благодаря доходчивому изложению, напоминающему о мыльной опере, и множеству предупредительных знаков (художник -- Курбандурды Чарыев). Подвиги героев, неизменно уходящих в вечность (что символизирует отъезд по воздуху с вершины спиралевидной конструкции под Вавилонскую башню), и вся тысячелетняя заумь адаптированы нескончаемой песенностью и задушевно-приветливыми интонациями, характерными для советской эстрады 70-х, что оперный оркестр с удовольствием выигрывает под управлением Валерия Платонова. Главное качество музыки -- ее банальность. Это вовсе не упрек: композитор, говорящий на всех языках сразу, обобщил их до глянцевых моделей. Не создавая свое, первозданное, он цитирует известное и типовое. И так заигрывается с культурой, что критик, ошарашенный постмодернизмом густейшего замеса, не успевает перевести дыхание.

В "Memento" вас преследуют тени и образы отечественных композиторов. В картинках про Сократа и Микеланджело нервно вздрагивает голос Шостаковича, в восточном базаре (Хайям) переливается Хачатурян, над Есениным плачет Свиридов. Иногда приглашенные авторы поют хором, и образуется вальс (Лермонтов), являющий смесь Прокофьева, Андрея Петрова и Евгения Доги. Чего здесь только не встретишь -- от "Господи, помилуй" до "Эх, яблочко" в комплекте с "Вихрями враждебными" и "Марсельезой"! Однако усвоить все навороты, рассыпанные с поистине ренессансной щедростью, нет сил и смысла. Иногда в роли чужого слова выступает жанр -- так возникает полонез николаевской эпохи, на который распеваются стихи "И скучно, и грустно". Здесь вы уже задыхаетесь от восхищения, понимая, что до такого додумается не каждый.

Вообще, начав серьезно и патетично, авторы проекта уже не могут остановиться. Они так искренне хотят предостеречь об опасности, нависшей над нами в виде поп-культуры, что сами говорят ее языком, используя убийственно-понятные приемы, которыми долго и страстно бьют по голове давно согласного со всем зрителя. Чтобы наше сердце всерьез содрогнулось от того, как Лермонтов переживает гибель Пушкина, во всю ширь вспыхивает кинопроекция с автографом знаменитых строк, по которым расползаются капли крови. Пестро одетое светское общество и дети в белом со свечами твердят рефрен: memento! Здесь пафос перерастает в комедию и начинается капустник.

Но есть и удачные улеты. Когда Лермонтова сменяет Есенин, чтение морали об отношениях творца и общества перерастает во впечатляющий революционный шабаш, когда вся культура весело летит к черту. Но из боязни быть непонятыми постановщики пугают назидательным распятием: связанный поэт стягивает половинки расколотого мира под запись голоса Есенина, читающего свои стихи. Зато в финальном аукционе наконец перестают насиловать смыслами, и здесь можно запросто оторваться под долбаный рок-ритм, хриплый эстрадный клич и движения сексапильных девочек, после чего с чувством полнометражного удовлетворения покинуть спектакль, вызвавший энтузиазм уфимской публики. Его авторы, может быть того и не желая, совершили открытие: мир спасет масскультура. С ней не надо бороться, ее лучше использовать для самых высоких целей. Башкирский театр сделал правильный ход, предложив товар в приемлемой упаковке, готовый к быстрому употреблению.