Тексты | Авторы | Издания | Спектакли | Ассоциация |

Известия / Вторник 20 марта 2001

В прошлом году Экспериментальный музыкальный театр поставил "Дон Жуана" на языке оригинала, затем Театр оперы и балета -- "Волшебную флейту", правда, на русском. Но сгорающим от любопытства меломанам уже не до подлинности. Главное -- живьем услышать знаменитый шлягер, идущий здесь впервые, что уже событие. Тем более что главное опасение (смогут ли оперные певцы нормально говорить?) быстро проходит: зингшпиль (опера с разговорными диалогами) звучит по-русски вполне естественно. Либреттист, директор и человек театра, Эмануэль Шиканедер не прогадал: его создание обречено на успех всегда и везде.

Увы, радужные чувства кончаются ровно на этом месте. Можно, конечно, упомянуть оркестр, что звучит у Евгения Бражника уверенно -- но так и должно быть в академическом театре при маститом дирижере. Жаль, что Моцарт вышел скучным. Лишенный игры и эротики, волнения и спонтанности, "гуляка праздный" выглядел как Сальери, "поверивший алгеброй гармонию". Хор Веры Давыдовой также соответствует статусу театра, но для Моцарта излишне монументален. Главное удивление вызывает подбор певцов, из которых только двое поют так, что Моцарта можно узнать: Александр Кульга (Папагено) и Нина Белоусова (Папагена), студенты Уральской консерватории. Кроме летучего инструментального звука, у двух веселых персонажей "Волшебной флейты" есть обаяние, непредсказуемость и тонус. Остальные участники, уже освоившиеся в академических стенах, с Моцартом явно не на дружеской ноге. Поет из них одна Наталья Карлова (по вокалу лучшая в спектакле), но ее лирическая красота явно из другой оперы: скорбная ария одинокой Памины звучит с такой силой и пафосом, будто страдает бедная Лиза у Зимней канавки. Но и такой героине не соответствует уральский Тамино: в Сергее Власове весь спектакль в муках рождался немецкий тенор, да так и не вышел на свет. Кстати, из-за вокальной формы сместились важные акценты: у Моцарта в финале рассеивается мрак и торжествует свет. А в Екатеринбурге провалилась не только Царица ночи (Раида Ермохина), но и добрейший Зарастро (Александр Баскин), причем оба -- при первом появлении. Главной паре было не до знаменитых пределов сопрано и баса -- верхнего и нижнего фа, символизирующих космос "Флейты", но не до верха и низа вообще, чего, к сожалению, не предвидел Моцарт, сочиняя свой текст.

Про сцену же в уральской "Флейте" говорить бессмысленно: дебютирующий в Театре оперы и балета режиссер Павел Коблик, трудящийся в оперной студии консерватории, устроил детский утренник с формальным перемещением участников под музыку, а образ Моцарта заменил толстой красной книгой с золотой надписью "Die Zauberfloete", что торчала на пюпитре под увертюру, да тремя мальчиками, что слонялись все действие в красных камзольчиках типа "Моцарт" и принимали в финале эстафету поколений в виде большого надувного мяча типа "Земля". Но самый страшный удар нанес по Моцарту не новичок, а ветеран -- художник Станислав Фесько. Он изъял из сказки все ее знаменитые волшебства (чудовищного змея, диких зверей, укрощенных флейтой, испытания героев огнем и водой и т.д.), заменив их суррогатами, и покрасил стены в убогий серый цвет. Бедность -- не порок: поставленная немцами "Флейта" в Мариинском выглядела тоже скромно. Дело в уровне, не достойном сцены известного оперными традициями мегаполиса.

Куда же движется Екатеринбургский театр, который в 80-е годы признавался критиками как лучший оперный дом России, знаменитый союзом режиссера Александра Тителя и дирижера Евгения Бражника, вместе с которыми работали замечательные художники Эрнст Гейдебрехт, Юрий Устинов и Валерий Левенталь? На заре XXI века оперную витрину города оформляет Станислав Фесько, от спектакля к спектаклю доказывающий, что он не может сделать сцену не только по-современному продвинутой, но и по-традиционному приемлемой. Каждая его работа наклеивает на театр ярлык: "Сделано в темной глуши задолго до перестройки". И это в то время, когда редкий театр в России, понимая значение сценографии, не приглашает работать по контракту молодых художников, способных освежить лицо российской оперы. Но екатеринбургская опера, поклоняясь отжившему институту главных, не завязывает новых отношений "на стороне", верная своему бесплодному браку с одним художником. Впрочем, и с режиссерами ей не везет со времен уехавшего в Москву Тителя: после 1991-го здесь так и не случилось события. Правда, рядом с такой "Флейтой" даже "Мазепа" Исаакяна, неудачно прошедший на прошлой "Золотой маске", кажется почти выдающимся.

Конечно, хорошо, что Моцарт есть в афише, и, возможно, для города N. он сгодится и в таком виде. Но только не для оперной столицы, быть которой Екатеринбург достоин. И если в нем нет своих певцов, а чужих не зовут, зачем ставить "Флейту" спустя 210 лет, да еще в год Верди?