Музыкальная критикаКремерята и БалтикаГидон Кремер и его новый молодежный оркестр в МосквеРусский Телеграф / Четверг 23 октября 1997 Появление Гидона Кремера на фестивале культуры балтийских стран "Норд-вест в Москве" делает последний значимым не только общекультурно, но и музыкально. Никто другой не мог бы так элегантно обеспечить фестивалю высокий общественный статус и безусловную изысканность чисто музыкального жеста. Перед началом концерта стало известно о решении парламентской Ассамблеи трех балтийских государств наградить Кремера премией в области искусства за 1997 год, но вручение организаторы вынесли за пределы Большого зала, проявив тем самым хороший вкус и чуткость к специфике кремеровского образа. Два отделения концерта строго разводили в стороны эстетство и просветительство: в первом -- Шуберт и Мендельсон, во втором -- музыка современных прибалтийских композиторов.
Любовь Гидона Кремера к музыке той географии, которая для него осталась в прошлом, трогательна, субъективно мотивирована и красива. Он всегда напрочь открещивается от попыток трактовать свою приверженность к русской и прибалтийской музыке, ее активное введение в европейский музыкальный контекст, как "гражданский поступок". Впрочем, художественная деятельность артиста может читаться так и эдак.
Не являясь в России поп-фигурой, Кремер оказывается звеном, примиряющим наше сознание с действием машины коммерческой музыкальной индустрии -- с ее законодательно закрепленными "общественностью" и "гражданственностью". И если в России любовь Кремера к непредсказуемому современному творчеству, которое не всегда еще несет лейбл общественного признания, скорее отдаляет от него широкую публику, на Западе то же самое делает его рыцарем уникального образа.
Для своего общебалтийского молодежного оркестра, созданного без малого год назад, Кремер -- главный мыслитель среди виртуозов и первый виртуоз среди мыслителей -- заказал первому композитору родной Латвии Петерису Васксу скрипичный концерт "Дальний свет". Васкс обрадовал знакомым -- нежными птичьими трелями, чаровавшими еще в знаменитом духовом квинтете "Песнь улетающим птицам". Впрочем, в данном случае метафоры дали и легкие переливы, живописующие скользящий и ускользающий свет, ни новизной, ни свежестью не ошеломили. Присущий Васксу изысканный пантеизм легкого дыхания рухнул под тяжестью трагедийности. То и другое составило в результате общее место. В целом, исполненный под финал события утомительно пафосный концерт, сыгранный с пережимами, не выстраивающийся в целостное высказывание, оказался ярким контрастом началу программы.
Если "Пять менуэтов и шесть трио" Шуберта звучали будто шепотом, осторожным прикосновением, обнаруживая за элементарной конструкцией, матрицей классицистского жанра, многомерное пространство неуловимой, несхватываемой за рукав тайны (чудесная находка Кремера -- исполнение разделов "трио" не всем оркестром, но струнным квинтетом, так что партитура играла светотенью, чередованием относительно плотной и совершенно истонченной фактур), то вымученно сложный по меркам поставангарда и насупленный Васкс огорошил одномерностью.
Между этими полюсами расположились малоизвестный ре-минорный концерт Мендельсона, оказавшийся полным очаровательного тематизма и изящных разработок, и своего рода "панорама" прибалтийской музыки, увенчавшаяся вышеописанной премьерой Васкса. Панораму красиво структурировал хронологический принцип; его прямолинейность затушевала естественная стилистическая общность. Крохотная фортепианная миниатюра Чюрлениса "Вариации на тему литовских народных песен" (в оркестровке Саулюса Сондецкиса) послужила эпиграфом к "Дзукийским вариациям" Брониса Кутавичюса для струнного оркестра и пленки (на ней -- голоса бабки с архаической песней в начале и хора в конце), с их прелестью материала, очарованием семидесятничества -- в те годы этот опус, ныне благополучно забытый, был едва ли не академическим шлягером. Отправить этот образец прибалтийского поставангарда, "природно" ориентированного, "неофольклорного", мало озабоченного вопросом техник и средств и чуткого к медленному течению времени, вслед миниатюре Чурлениса -- идея красивая музыкально и умная концептуально.
Исполнить "Passio" для струнного оркестра Эрки Свена Тююра (в начале 80-х -- руководителя группы "In spe", которой принадлежит честь выпуска первой в СССР арт-рок пластинки на фирме "Мелодия") -- мысль тоже добрая и удачная. Тем более, что строго экспрессивное "Passio" можно трактовать как сочинение в стиле "пост-Пярт" и на том успокоиться, а можно и оценить в нем свободу от оригинала, непредсказуемость, импровизационность развертывания, стильность материала, отражающего в зеркале струнного оркестра стереотипы органного музицирования.
И наконец, о московской премьере оркестра "КРЕМЕРата Балтика". Этот молодой коллектив, впервые появившийся в Москве, но уже игравший в Швейцарии (Гштад), Австрии (Зальцбург, Локкенхаус), в Риге и Вильнюсе, трудясь под чутким оком дирижера Саулюса Сондецкиса, порадовал старательностью, вниманием к дирижерскому жесту, чистотой строя, умением "проговаривать" быстрые пассажи (концерт Мендельсона это умение заставило заиграть неожиданно тонкими красками) и трогательно понятным пиететом по отношению к руководителю и солисту -- даже тишайшие, редкой красоты и благородства ноты скрипача оркестр поддерживал еще более тихим фоном, без малейшего риска их перекрыть. Впрочем, красоте звучания инструмента Гидона Кремера на "пиано" вряд ли могло соответствовать чуткое по сути, но иногда напоминающее лепет "пиано" оркестра. Сегодня вопрос баланса между Кремером и его оркестром соскальзывает в другую область -- молодые, умелые "Кремерята" и их проводник в пространство радостного искусства пока еще не кажутся равными партнерами. Впрочем, учитывая мастерство Сондецкиса и заботливость Кремера, такого партнерства вполне можно ожидать.
|