Тексты | Авторы | Издания | Спектакли | Ассоциация |

Русский Телеграф / Суббота 06 июня 1998

Сказать, что гастроли любимейшего в России Майкла Наймана прошли успешно -- значит ничего не сказать. Успех -- нечеловеческие овации и чуть ли не танцы в Большом зале консерватории, слезы девушек и мужественная радость их спутников -- все это вошло в забористое шоу под названием "Гастроли "Найман-бэнда"" едва ли не главным блюдом. Два концерта собрали каждый более двух тысяч слушателей, при том что мест в БЗК -- 1700. Состав публики удивлял редкостным демократизмом. Здесь были и стар и млад, и новые "сотовые", и богема. От профессионалов (при том что официальная консерваторская ложа была демонстративно пуста) до олухов царя небесного.

Широкая популярность для Майкла Наймана -- автора знаменитых саундтреков к знаменитым фильмам Гринуэя и целого корпуса академических работ -- неотъемлемая часть его авторской стратегии. Он любит позировать, раздавать автографы и без ложной скромности замечает: "Я -- не культовый, культ -- это широкая известность в узких кругах и узкая популярность -- в широких. Я просто самый продаваемый в мире академический композитор". И это легкое кокетство (по крайней мере, с Филипом Глассом они идут ноздря в ноздрю) в сочетании с профессорским обликом срабатывает отменно. Публика, которая могла бы и побрезговать блюдом, если бы оно подавалось в качестве рока или, наоборот, академизма, в большинстве своем осталась заворожена. Найман -- хитрющий композитор, его музыка умна, хорошо сложена и кичится своим знанием музыкальных архивов, умеет обаять и поклонников всевозможных авангардов-альтернатив, и любителей коммерческих или высоких жанров. А потому некоторое несоответствие сомнительной по академическим стандартам игры "Найман-бэнда" и общественного восторга, которое отметили немногие оставшиеся в эти вечера трезвыми головы, -- вовсе не сюрприз. Несоответствия живут внутри самого проекта, и они, кажется, вполне осознаны.

Бэнд Майкла Наймана -- рок-группа (хоть и без ударных инструментов), и это следует понимать буквально. А то, что перед ней открываются двери авторитетных мировых сцен, -- отменный наймановский трюк сродни тем, что обнаруживаются в его партитурах. Музыка Наймана отлично вписывается в каноны коммерческой буржуазной культуры. Она в высшей степени комфортна, чувствительна, масштабна, коммуникабельна и, слегка высокомерно заигрывая со стереотипами восприятия, вовремя хватает сама себя за рукав. Если пресловутый минимализм, к которому Наймана причисляют во многом за дело, славится концептуально божественными длиннотами, то вещи Наймана -- сущие миниатюры. Восьмиминутный Memorial из гринуэевского "Повара, вора, его жены и ее любовника" (первоначально -- часть реквиема памяти погибших в Эйзеле английских болельщиков) длится эти самые восемь минут только потому, что осознает себя как поп-шлягер. Миниатюры Наймана -- нечто виртуозно среднее: между натуральным гобеленом с охотниками и его поп-артовской утилизацией. А воля и агрессия, с которыми подается насыщенная выжимка из гобеленных призраков, банальных мелодий и музейного материала культуры, обезоруживают противников буржуазности и скучающих при виде коммерческого искусства. У бэнда, вполне чудовищно играющего на вид библиотечную, в записи -- изящную музыку Наймана, манеры откровенно левацкие. Состав, рассаженный ступеньками, как джазовый оркестр, не просто совсем не умеет играть вместе, чисто и "по тем", но совершенно не считает нужным учиться. Или страдать от комплекса неполноценности. От такой наглости академичные контексты предпочитают вежливо и опасливо посторониться. Грядущий хам свободно владеет языком профессиональной культуры, но при этом топочет, колотит по клавишам и киксует как отъявленный любитель. И кажется, под финал духовики и скрипачи не то джаз-банда, не то клезмерского оркестрика бегут к Найману с криками: "Тятя, тятя, наши сети притащили еще пару тысяч слушателей!"

А тятя и рад. Косолапый могучий бэнд -- такой же персонаж авторского наймановского проекта, как музыка к фильмам Гринуэя, к югославским или футбольным трагедиям и широкая популярность. Тятя, сочинивший для фильма "Зед и два ноля" пьесу "Знание всех ходов и выходов", явно представляет себе все последствия появления на сцене бэнда-персонажа. Сам он садится спиной к залу, как суфлер перед манерной, но талантливой актрисой. Актриса явно вульгарна и перевирает текст, но суфлеру-режиссеру это и нужно. Он знает: музыкальная культура -- это планетарных масштабов свалка изящных или брутальных, заигранных или никем так и не затребованных предметов, систематизировав которые можно сплясать хорошего гопака. Предметный указатель уже и сам по себе будет танцем. Точность перечня, фактура, ссылки и детали заметны и важны в записи. А живое исполнение обескураживает грубой и поверхностной работой. Но расхождения между исполнительской манерой и музыкальным материалом фиктивны. И в том и в другом случае Найман работает с тем уровнем образования, памяти, эмоций слушателя, с каким тот в предложенных обстоятельствах в состоянии справиться. Оскорбиться или впасть в экстаз -- дело конкретного слушателя. Композитор, сочинивший прыгучую, перселлообразную хитовую тему "Смотреть за овцами -- дело пастуха" (главный номер из "Контракта рисовальщика"), дает возможность профессионалам быть задетыми до глубины души, а так называемому "обыкновенному" слушателю, привыкшему быстро читать, много видеть, настаивать на своем и разводить дипломатию, -- расслабиться и получить удовольствие.

Конечно, сольное авторское исполнение пьес из мелодраматичного "Пианино" рискует перейти всякие границы (в общем гуле Найман стильно бряцает по басам, а соло поражает деревянным звуком и приблизительной техникой). Но и на это у хитрого сочинителя быстротечной музыки для компьютерной игры "Энеми Зироу" ("Японцы предложили такой гонорар, что я не мог отказаться!" -- бравирует Найман), разлюли-малинной пьесы "Танцы воды" и виртуозной, жесткой по композиторской технике и концепции музыки "Книги Просперо" есть грамотный ответ: "А как вы хотите чтобы звучал шотландский народный наигрыш?"

Самое громкое событие московского музыкального сезона, сделанное задорно и с трагикомическими эффектами, венчало культовое Memorial (не путать со "Скачком во времени" из фильма "Зед и два ноля", сыгранным на бис в первый вечер в ответ на мольбы аудитории о "Поминовении": "Скачок" приходится ему прототипом). Элегантный похоронный марш, звучащий в "Поваре, воре..." гротескно и пронзительно одновременно, в живом виде заставил вспомнить о том, что Найман сочинил его, впечатлившись реальной трагедией. Марш показался диковатым, композитор, работающий то для Гринуэя, то для Джейн Кемпион, то к открытию скоростной магистрали Париж--Лилль (грациозное полотно "MGV" для симфонического оркестра с "Найман-бэндом"), то к футбольному чемпионату мира 1996 года (официальный гимн чемпионата), -- настоящим мастером, а событие -- важным. По крайней мере, в том смысле, что общепринятый реестр массовых и некоммерческих, элитарных и демократических московских мероприятий (со всеми принципами, по которым происходит их уложение в тот или иной параграф) вполне поддается корректировке.