Тексты | Авторы | Издания | Спектакли | Ассоциация |

Русский Телеграф / Среда 06 мая 1998

После этого попробуй скажи, что новая лондонская звезда Ванесса Мэй Ванакорн Николсон (на сцене -- уменьшительно Ванесса Мэй) не использует свой имидж веселой лолиточки-девочки. Она наивна и сексуальна, она задорно и грамотно помахивает бедрами и бегает через сцену, словно по школьному стадиону.

Редкий случай -- в Москву привезли абсолютно сегодняшнюю звезду. Даже не имеющую заслуг в далеком прошлом. И гастроли прошли успешно. Слово "классика" действует на широкую публику магически. И если вдруг она, не дай Бог, становится всем понятна -- успеха не миновать. В чем секрет Ванессы Мэй? В том, что у нее нет секретов. Какие могут быть секреты у ребенка в ситуации "стишок на стульчике"?! Помню свой детсадовский кайф, когда монструозная музработница по имени Муза Николаевна отобрала несколько талантливых детишек петь не во-поле-березку, а загадочное и заветное -- "Листья желтые над городом кружатся". Это был лучший утренник детского сада. Вероятно, впечатления пап и мам от нашего выступления схожи с моими впечатлениями от кремлевского шоу Ванессы Мэй. Это так трогательно, когда кроха копирует взрослые жесты и обожает взрослую музыку.

В ее имидже просвечивает трудная судьба и чудо преображения: была китайская девочка -- стала европейская звездочка. На деле -- ничего такого. Умная мама вывезла дочку из Сингапура (а вовсе не из Вьетнама какого-нибудь), когда той было три года. Теперь Ванесса -- типичная лондонская тинка. Совершенно бесполезно приставать к ней с расспросами, есть ли у нее любимые композиторы или поп-исполнители. Она любит все -- мороженое крем-брюле и побеги молодого бамбука, Паганини и Брамса, персонажей из клана Джексонов и Сантану, Нью-Йорк, Москву, Гонконг и Лондон, заниматься на скрипке и погулять, фанк и вальс, диско и ноктюрны.

Этот здоровый тинейджерский бульон в ее голове грамотный менеджмент выдает за кросскультуральную, мультистилистическую эстетику проекта. Непонятливым Ванесса объясняет: "Я люблю и поп, и классику". Ясное дело. Она на все говорит "enjoy!" "Инджой-инджой-инджой" пузырится и чавкает у нее во рту, как сладкая (с ксилитом) фруктовая жвачка (так же забавно и полезно, как эта ваша классика).

В Москве Ванесса Мэй сперва для верности припала к памятнику Чайковскому, напомнив местных брачующихся, начинающих с огня и неизвестного солдата. Но здесь, конечно же, другой случай. Там -- неизвестно кто и неизвестно кому (зачем, понятно -- ритуалы). Тут звезда с звездою говорит. О своем, о девичьем. Может, о любви к Майклу Джексону, квартетам Чайковского или про свои ориентальные корни и про то, что пока еще нет бойфрэнда. В целом -- чтоб задобрить местного Перуна.

Легендарный конкурс Чайковского ее мало интересует. Во-первых, она уже имеет ангажементы, во-вторых, количество азиатских обожателей европейской классики, большинство которых играет ее ровно так же, как наша девочка (чисто, мягко, весело и безмозгло), на конкурсе и без нее выходит за рамки всяческой статистики.

Заговор подействовал: зал КДС был полон (нонсенс -- спрашивали лишние билеты), и публика уже без пятнадцати семь уселась на свои места. Сидеть перед пустой сценой пришлось ровно час. Перед заполненной музыкантами -- еще два. Из них минут сорок Ванесса Мэй играла, двадцать -- настраивала свои скрипки (1761 года по прозвищу "Гизмо" и электрическую "Зета") и час тарахтела по-английски без умолку. Большая часть публики ни слова не понимала, но добрую объяснялочью интонацию чувствовала. Лучшее шоу -- когда она объясняет, какая красивая музыка эти крейслеровские миниатюры Liebeslied и Schoen Rosmarin, какая это замечательная поп-музыка. Когда играет -- уже не так интересно. Не имея ничего против обработок классики, исполнения необработанной классики на поп-сцене и покачивания бедрами под Вариации Паганини (куда без него), я ждала от этого шоу лучшего качества. Простецкие аранжировки в живом виде совсем скучны, звук кашеобразный, мизансцены незатейливы. В шоу чересчур много фонограммы и слишком мало динамики, чтобы высидеть два часа (при всем декларируемом модном разнообразии стилей). Она отыграла все свои девичьи хиты -- "Токкату и фугу" (по мотивам Баха), "Bach Street Prelude" (шедевр ванессиного аранжировщика Алана Хилла, больше известного по работе с Селин Дион), задушевную "Happy Valley" (с ней Ванесса стала единственной китаянкой, выступавшей на церемонии воссоединения Китая с Гонконгом) и, понятно, "I Feel Love" Доны Саммер. Здесь она поет -- тоненько и ласково. Когда же, объявив последнюю композицию, она запилила энергичную "Бурю" (адаптированный перевод Вивальди и, судя по клипу, -- песня молодежного протеста), я испугалась за бисы. Их-то и не осталось. Но Ванесса повторила на бис забористый канкан, а танцовщики в футбольной форме бегали по залу, предлагая пританцовывать. Пафос был -- делаем что хотим. Хотим -- Чайковского играем, Паганини и Крейслера, хотим -- Дону Саммер. В этом и состоит наша редкостная свобода, наша подрывная деятельность в отношении штампов. Переиграть все штампы мира -- видимо, и значит их победить. "Если бы я не была музыкантом, я стала бы ветеринаром. Очень люблю животных". О шлягерах всех континентов и эпох Ванесса Мэй заботится, как о четырех своих собачках.