Тексты | Авторы | Издания | Спектакли | Ассоциация |

Ведомости / Пятница 27 декабря 2002

Вагнеровская эпоха в современной Мариинке началась в 1997 г. , когда Валерий Гергиев, начав с конца, т. е. с последней оперы Вагнера "Парсифаль", доказал, что титан германец по силам ведомому им театру. Гергиев двигался к главной цели - поставить все четыре оперы тетралогии "Кольцо нибелунга" и тем самым ввести Мариинский в круг лучших оперных домов мира, для которых "Кольцо" является мерилом высшего класса. Гергиеву удалось важнейшее: придать выдающееся вагнеровское качество своему оркестру, а также воспитать в труппе целый ряд вагнеровских певцов. Не везло же с постановщиками. Первые две оперы тетралогии - "Золото Рейна" и "Валькирию" - ставили немцы: кому, как не им, быть знатоками вагнеровского театра? Однако режиссер Иоханнес Шааф и сценограф Готтфрид Пильц (второму пришлось впоследствии быть и режиссером, поскольку коллега сошел с дистанции) создали высокоученые, хилые, безжизненные (по российским меркам) и вторичные (по европейским) постановки, достойные в лучшем случае уважения. Виноваты ли были добрые немцы или же русский стиль организации репетиционного дела, который в Мариинском театре является в своем кульминационном выражении, - теперь уже не важно, но от немцев отказались. В дело вступил Георгий Цыпин, сценограф с мировой репутацией, к тому же поднаторевший в Мариинке. Ни один режиссер, с ним ранее работавший, надежд, видимо, не внушал. Оставшиеся две оперы тетралогии - "Зигфрид" и "Гибель богов" - доверили очередной темной лошадке, режиссеру драматического театра Владимиру Мирзоеву. Цыпин и Мирзоев не пошли по немецкому пути. Они решительно выставили за дверь всю проблематику европейского буржуазного общества, а вместе с нею богов в сюртуках и богинь в вечерних платьях. На смену пришел мир архаического эпоса - живой, страшный и одушевленный. В костюмах Татьяны Ногиновой - древнеазиатские мотивы. В оформлении Цыпина - гигантские пластиковые великаны, вечно спящие и внимательные. Весь мир антропоморфен, он сложен не из умозрительных символов, а из загадочных тел. Даже досадное равнодушие современных постановщиков к наивным иллюзиям вагнеровского театра компенсируется здесь сказочными фигурами: змей Фафнер - простодушная африканская муха, огонь - дрожащие тела танцевальной группы "Кэннон-данс" (хореограф Ким Франк). Есть серьезное "но": на пятичасовом пути вагнеровской драмы стоило бы проявить больше выдумки, особенно в длинном и бледном первом акте, - вероятно, сказался всегдашний мариинский постановочный цейтнот. Он же сказался и на игре оркестра; премьерный Вагнер звучал скорее как следствие наработанного класса, нежели конкретной репетиционной работы, и наряду с великолепными звучностями можно было услышать и брак. Но Гергиев дирижировал вдохновенно, и развитие вагнеровской оперы от жанровых сценок к ослепительному финалу явилось в поистине мифологическом масштабе. Еще более серьезное "но": вокальный уровень спектакля безжалостно отразил объективные проблемы, которые не могут не возникнуть при постановке Вагнера в условиях постоянной труппы и репертуарного театра. Исполнение главных ролей (Михаил Кит - Вотан, Лариса Гоголевская - Брунгильда) было достойным, некоторых эпизодических (Злата Будычева - Эрда) - шикарным, Николай Гассиев блестяще сыграл, хотя и не так блестяще спел карлика Миме. Но заглавную партию пришлось доверить малоизвестному канадскому легионеру Гэри Райдауту, который при всем обаянии, старании и музыкальности страдал очевидной нехваткой мастерства. Дождемся ли мы появления на Мариинской сцене вагнеровского тенора, хоть русского, хоть заезжего, - большой вопрос.