Музыкальная критикаКругом возможно не всёКомпозиторы не дочитали обэриутовРоссийская газета / Вторник 17 мая 2005 Этому молодому режиссеру не откажешь в способности находить оригинальные идеи для своих спектаклей. Еще в ГИТИСе Анастасьева поставила "Умницу" Карла Орфа — эта симпатичная студенческая работа шла в Камерном музыкальном театре на "Соколе". "Маленький мировой театр" открылся в 2003 году программной постановкой оперы Майкла Наймана "Человек, который принял свою жену за шляпу", сыгранной в мебельном салоне. Умение освоить необычное пространство, безусловно, сильная черта Анастасьевой (ее дипломной работой была "Дидона и Эней", разыгранная на лестничных пролетах "Новой оперы"). "Кругом возможна опера", пожалуй, впервые сделала очевидными слабости режиссера — в первую очередь это отсутствие мастерства в работе с актерами. В силу чего изящно и толково написанная режиссерская экспликация не обретает воплощения на сцене. Напряженно-изумленные лица и вытаращенные глаза — так изображают умственное напряжение в любом "экспериментальном" театре самодеятельного толка, и амбициозному "Маленькому мировому театру" подобные банальности не к лицу. Но это в конце концов лишь полбеды — профессиональные навыки можно и должно набирать по ходу работы. Хуже другое: не все приглашенные к участию в проекте композиторы оказались готовы вчитаться в предложенные тексты, а творили в режиме глухаря на токовище, слышащего только себя. Из трех авторов этот упрек нельзя адресовать только Стефану Андрусенко. У него единственного осталось слышным слово Александра Введенского. Вероятно, сказались опыт работы в драматическом театре, понимание законов драматургии: Андрусенко много лет проработал в Российском молодежном театре. Другие авторы, Ксения Прасолова и Петр Аполлонов, перемололи "Искушение" Даниила Хармса и "Iордано Бруно" Игоря Терентьева до нечленораздельности. Вполне понятный и поощряемый сегодняшними реалиями авторский эгоизм в данном случае привел в тупик: обэриуты создают миры со слишком своеобразной логикой устройства, чтобы использовать их произведения как подтекстовку — лишь бы что звучало. Семантически напряженный текст требует при его музыкальном воплощении гораздо большей аккуратности, чем традиционные итальянские либретто, в которых достаточно разобрать слова amore и traditore, чтобы понять, о чем идет речь. Сходный, в сущности, промах допускает и Анастасьева, сводя поэтику ОБЭРИУ к балаганному театру и игнорируя как малозначительный элемент сюжетный ряд. "Место людное. Время одинокое. Действие простое" Игоря Терентьева — это не насмешка над классической поэтикой, а, напротив, ее безусловное принятие и расширение до невероятных, отчасти абсурдных пределов. И, получается, прав режиссер Александр Пономарев, поставивший центральную часть спектакля, основанную на текстах Введенского, вводя прямо-таки по системе Станиславского сквозные линии действия персонажей. Только так возможно выполнить лозунг Введенского: "Ты тут стоишь играешь чудно, /и стол мгновенно удаляется, /и стул бежит походкой трудной". Не поняв, о чем речь, ни один стул бежать не станет. И прав некто, скрывшийся за псевдонимом ТПО "Композитор", написавший финальную "Колыбельную" на стихи Заболоцкого. Нежная мелодия, которую поет сопранист Олег Рябец, вызывает очевидный отзвук "Колыбельной" Чайковского, в которой, напомним, действующими лицами становятся ветер, солнце и орел. Совсем как животное Собака и растение Картошка у Заболоцкого. |