Музыкальная критикаВечная женственность и город-садВладимир Федосеев возродил две великие утопииВедомости / Среда 21 декабря 2005 Оба вечера на сцене Концертного зала имени Чайковского громоздились хоровые массы, во всю ширь расползался оркестр, ютились певцы-солисты, подавал зычный голос орган. Владимир Федосеев предводительствовал исполнением двух музыкальных громад, о которых не всякий решился бы говорить через запятую. Действительно: там трагик Густав Малер, забыв о горестях земных, повествует о том, как Дух животворящий стремится к идеалу Вечной женственности. Тут строят Кузнецк, приветствуют краснозвездного героя и доверительно беседуют с товарищем Лениным. Там — канонический латинский гимн и стихи Гете из второй части “Фауста”. Тут — чеканные строки Маяковского. Там — конец великой романтической эпохи, самое начало ХХ в. и сознательная безмятежность на пороге катастроф. Тут — возрождение после катастрофы, оттепель, новые надежды и новая молодость, когда снова хочется шагать левой. Но и тут и там — удивительное единство, казалось бы, несоединимых вещей. У Малера — буйствующий эрос и христианское блаженство. У Свиридова — “со святыми упокой”, несущееся вслед генералу Врангелю, покидающему родную землю, и радостное предоставление слова товарищу маузеру. Та и другая партитура — по существу, гипертрофированные гимны, в пении которых личности надлежит сливаться с целым. Оба сочинения — идеалистические попытки свести воедино искусство, веру и космос. Восьмая симфония соединяет раскаявшиеся души в просветленный хорал. В Патетической оратории разговор с фотографией Ленина звучит как молитва перед иконой, а восход Солнца в ответ на призыв Поэта — как языческая космогония. Тут и там — для Владимира Федосеева одинаково там. Обе партитуры для него — творения прекрасного прошлого, а роднящий их идеализм гораздо важнее, чем принадлежность различным национальным культурам. Свиридова Федосеев исполняет как никто. Его музыка — это он сам. Так случилось и на этот раз, несмотря на смену поколений исполнителей. Патетическая прошла мощно, стройно и ослепительно. В качестве баса-солиста гремел, шептал и разливался первый бас Мариинского театра Сергей Алексашкин. Скопировав многое у модельного свиридовского исполнителя Александра Ведерникова, он привнес и тактичные интонации от себя, человека нынешнего времени. Героем обоих вечеров стал 200-головый хор Академии хорового искусства под управлением Виктора Попова, звучавший молодо, свежо и опрятно. Но вот оркестру Восьмую Малера исполнить без никаких гвоздей не удалось. Очевидно, на подготовку этой партитуры требуется больше времени. Как ни странно, столь славный оркестр в этот вечер был похож на клячу истории и звучал на свой юбилейный возраст — уставшим, непричесанным, даже незаинтересованным. Семь певцов-солистов, хороших и средних, составили приличный, но не безупречный ансамбль. Последнее, впрочем, задача тоже из рода утопических. Восьмая Малера звучит в Москве раз в несколько лет. Вспоминается 1997 год, когда ею дирижировал покойный Евгений Светланов. У него был такой же хор, солисты — много хуже, зато оркестр — близкий к идеалу. Ныне высокая идея Владимира Федосеева осталась высокой идеей, но прекрасную форму реальности приобрела лишь наполовину. |