Тексты | Авторы | Издания | Спектакли | Ассоциация |

Ведомости / Пятница 09 сентября 2005

Российские оперные театры наперебой стали осваивать достижения продвинутой европейской режиссуры. После того как Мариинский театр перебрал полдюжины случайных имен, Большой приступил к делу более систематично, призвав Петера Конвичного и Роберта Уилсона, на чем явно не остановится. “Новая опера” пригласила Йосси Вилера и Серджо Морабито, купив их готовый под ключ продукт у Штутгартской оперы, а сами постановщики трудолюбиво перенесли свою прогремевшую в Германии постановку на московских артистов.

Если двадцать пять лет назад переодевание классических опер в пиджаки и ночные рубашки будоражило умы, то сегодня превратилось в привычную рутину. Удивить публику тем, что действие оперы Беллини “Норма” переехало из времен Римской империи в послевоенную Францию, невозможно — наши собственные Дмитрий Черняков и Дмитрий Бертман уже успели приучить нас к Радамесу с автоматом и Карменсите с городской помойки. Впрочем, европейские мастера в один голос убеждают нас, что не намерены никого шокировать: они просто стараются сделать интригу понятной сегодняшнему зрителю. Могут ли тронуть нас римляне и друиды, поймем ли мы драму жрицы, нарушившей какой-то там обет? Оккупированные французы и мещанка, родившая двух детей от захватчика, нам несомненно ближе.

Когда сюжет спускается с романтических котурнов, возникают многочисленные неувязки, а постановщики маскируют их многозначительными невнятностями. Простушка Норма, списанная то ли с Анны Маньяни, то ли с Софи Лорен, живет и спит прямо в церкви, а ключевую арию — молитву Casta diva — исполняет прямо в алтарном пространстве, облачившись в ризу и при этом порываясь наброситься с серпом на ритуальную мумию, лежащую тут же на больничной каталке. Если эта сцена переполнена безответственными ассоциациями, то многие другие пусты, скучны и не решены просто никак. Неореализм, перепутанный с мелодрамой, и натуралистически точная декорация Анны Фиброк в сочетании с неестественной игрой создают более нелепое впечатление, чем любые условности традиционного оперного театра.

Не стоит и говорить, что музыку немецкие постановщики не слышат: мизансцены никак не реагируют на ее архитектонику. Все новые смыслы связаны исключительно с интерпретацией либретто. Но здесь авторов спектакля постигла неудача, в которой они, скорее всего, никак не виноваты. Оперу пели, как теперь принято, по-итальянски, но спектакль не снабдили бегущей строкой с переводом. В результате осталось совершенно непонятно, кто эти люди на сцене, что их связывает, что сотворила эта женщина и почему ее в финале куда-то увели под белы руки.

Прекрасная романтическая опера Беллини при этом звучала в оркестре и голосах. Оркестр играл то мощно, то нежно, то упруго. А певцам приходилось решать параллельно две задачи, мало связанные друг с другом: актерствовать по воле режиссеров и петь по воле… Вот с этим связана новая досада. Чем ближе к финалу, тем меньше был похож на себя маэстро Феликс Коробов. Его жест, обычно столь решительный, не диктовал ситуацию. Темп часто плавал, то оркестр шел впереди, то певцы. Виноваты опять режиссеры, заставившие артистов отводить глаза от палочки? Или певцы, частенько полагавшиеся на слух? Или сам дирижер, не добившийся тотального контроля? Скорее, все вместе взятое. Музыкальное целое развалилось на части, сами по себе достойные. Вокальная работа Татьяны Печниковой (Норма) достойна всяческих похвал: свежий, красивый голос, музыкальность, отвага и энтузиазм. Николай Черепанов (Поллион) озвучил бы и втрое больший зал, но к стилю бельканто он пока лишь неуклюже подступился. Наталия Креслина (Адальжиза) звучала неинтересно, как певица второго положения, а ведь она должна быть вокальной соперницей Нормы. Виталий Ефанов (Оровез) провел партию выстроенно и четко. Актерская работа Эммы Саркисян (уморительная старушка-нянька) — повод все-таки сказать спасибо и немецким режиссерам. Нельзя поблагодарить их за то, что хор, стройный и звучный, часто вынужден был вступать на слух.

У театра в запасе есть и второй состав, который произвел фурор на показе “для пап и мам”. Так что к следующим спектаклям (ближайший, правда, только 19 сентября) качество музыкального целого, возможно, окрепнет. А может, и бегущую строку отважатся повесить? Ну а с тем, чтобы артистов переодели в римлян и друидов, нам придется ждать. Пока не схлынет мода на безухую немецкую режиссуру.